– Он приходил сегодня? – со свистом выдохнулаУрсула. – И… и опять?

– Опять! Опять! – сдавленно выкрикнула Гвен. – Онистерзал меня так, что я едва смогла сползти с постели, когда он ушел. И он смеялсяи просил меня продолжать молчать, продолжать хранить тайну, потому что он ещене насладился мною вполне. Он так и сказал: не насладился, ты понимаешь? Ялежала перед ним в крови, вся избитая, истерзанная, но это возбуждало его ещебольше. Я молилась… молилась, чтобы в этот миг появилась его любовница, чтобыона увидела все это.

– Помилуй бог! – жалобно выкрикнула Урсула, и Маринапоняла, что старая дама тоже плачет. – Она убила бы тебя на месте, ты этопонимаешь?

– Она убила бы сначала его! – яростно, страстно, безслез выкрикнула Гвендолин. – И я бы еще успела увидеть это… и была бывознаграждена за все, за все!

– Ты забыла про Алана, – устало проговорила Урсула,вытирая слезы, и ей эхом ответил такой же усталый голос:

– Ему было бы только лучше, если бы я умерла. Тогда бы никтони о чем не узнал. – Вспомни, кто его отец, Гвендолин! Вспомни, кто наделтебе на палец венчальное кольцо! – Урсула пылко рванулась вперед и всемтелом приникла к стене.

– Кольцо у меня отняли, – раздался голос-стон.

– Алан не должен вырасти, так и не узнав об отце, так и неполучив…

Но тут из-за стены донесся тихий крик, исполненный такогоотчаяния, что у Марины волосы встали дыбом, а Урсула замерла, ломая руки иуставившись на стену широко раскрытыми глазами, из которых так и лились слезы.

– Нет! Нет! Смилуйся… о, смилуйся надо мной! –вскричала Гвен. Вслед за тем послышался звук удара и негромкий смех… смехмужчины, уверенного в своей власти.

Урсула ринулась бежать по галерее еще быстрее, чем бежаласюда. Марина готова была последовать за ней, но вынуждена была выждать хотьнесколько минут, чтобы не быть обнаруженной. Казалось, это были самые тяжелыеминуты в ее жизни! Она сгорбилась, зажала руками уши, но все равно продолжаласлышать безнадежный плач пленницы и тяжелое дыхание разъяренного похотьюмужчины, его удовлетворенные хриплые стоны.

Марина не помнила, как миновала галерею, как спустилась полестнице. Ноги у нее подгибались, а руки так дрожали, что однажды она неудержалась за перила и съехала по ступенькам. По счастью, это было уже в самомнизу лестницы, не то Марина непременно сломала бы себе шею.

Она посидела на полу, пытаясь отдышаться. Кое-как встала ипотащилась по коридору, не понимая, что делает, куда идет. Стоны Гвендолин,которую зверски насиловал – в этом не было сомнений! – какой-то негодяй,все еще звучали в ушах и разрывали сердце.

Кто она, эта несчастная? Кто ее враги? Почему одна лишьУрсула проявляет к ней участие, хотя и не может ничем помочь? Сколько вопросов,которых некому задать! Да и опасно… смертельно опасно спрашивать. «Ты жива лишьпотому, что молчишь», – сказала Урсула. И еще: «Если они толькозаподозрят, что я здесь бываю, они просто-напросто прикончат и меня, и тебя!»То же, надо полагать, относится ко всякому, кто прознает о Гвен. В том числе –к «русской кузине» хозяина…

Марина вздрогнула. Тьму коридора прорезала полоска света. Даведь это дверь Десмонда. Значит, он вернулся. Все-таки вернулся!

Перестав дышать, Марина прокралась к двери и замерла передней. А если постучать? Десмонд не спит… Рассказать ему обо всем, что онаслышала. Он небось и не знает, какие злодейства творятся в его собственномзамке!

Марина протянула руку к двери и только теперь заметила, чтота приоткрыта и колышется туда-сюда от сквозняка.

Вытянув шею, Марина вгляделась, проклиная себя залюбопытство, но против воли жадно озирая все подробности мужского жилья.Роскошное убранство, запах… совсем другой, незнакомый, не женский запах. У неевдруг забилось сердце: так пахло тело Десмонда, когда они…

Проклятие! Задрожав от злости на себя, она невольно заделадверь, та приотворилась еще шире. Марина облилась холодным потом, ожидаяизумленного или презрительного окрика, надменного взгляда, неловкости,замешательства – чего угодно, только не тишины, которая встретила ее.

Постель не разобрана. Посреди комнаты стоят два баула – знактого, что хозяин вернулся. Но комната была пуста…

Зажав рукой сердце, которое, чудилось, готово быловыпрыгнуть из груди, Марина на непослушных ногах добрела до своей комнаты,вошла в дверь, которую она, оказывается, тоже оставила приотворенной, кое-какзаперлась и рухнула на постель.

Свеча, словно только и ждала ее возвращения, затрещала ипогасла, догорев. Марина осталась в темноте. Она натянула на себя одеяло,закрыла голову подушкой и принялась молить, чтобы бог дал ей уснуть. Вопросы, ккоторым добавилось еще два: где Десмонд? с кем он? – кружили вокруг, какстая хищных птиц, клюя воспаленный разум, не давая покоя, но Марина гнала,упорно гнала их, и наконец, через немалое время, поплыла, поплыла на нееспасительная сизая мгла, заслоняя страшные ночные видения, заглушая голоса истоны… и вдруг Марина резко села, стиснув у горла одеяло и уставившись втемноту.

Гвендолин! Гвен!

Но ведь… но ведь так же, по словам Джессики, зваливозлюбленную покойного лорда Алистера, которая ушла в монастырь!

* * *

Утром Глэдис опять ее насилу добудилась, однако, противожидания, не выказала ни малейшего неудовольствия. Сунула дрова в камин,опрокинула кувшины в ванну и ринулась за завтраком – одна нога здесь, другаятам. Марина еще не успела толком глаза продрать, как оказалась сидящей впостели с подоткнутой за спину подушкой и с подносом в руках, а Глэдис ужелетела к дверям.

– Погоди-ка! – попыталась Марина окликнуть ее, нодевушка весьма ловко сделала вид, будто не слышит, и, конечно, унырнула бы,кабы не зацепилась платьем за стул и не принуждена была задержаться.

– Что прикажете, мисс? – спросила она нехотя, приседая.

Марина глядела на нее в задумчивости, размышляя, то лисначала для острастки трепку задать за то, что не титулует ее как положено –миледи, то ли уже задавать свои вопросы, которых во время ночных раздумийбессчетно набралось. Однако Глэдис, так и подпрыгивая на месте от нетерпения,вдруг взмолилась:

– Позвольте, мисс, сбегать хоть раз на доктора поглядеть!Клянусь, я быстро обернусь и прибегу, услужу вам.

– На доктора? – не поверила своим ушам Марина. –На какого еще доктора?! Кто-то заболел? – И от внезапной догадки она таквздрогнула, что едва не сбросила с постели поднос: – Десмонд! То есть… милордзаболел? Его ранили в пути? Лошадь сбросила?