Ответ: нет ответа. Но из всех прочих гипотез только этаимеет значение. И я не могу принять ее, не могу поверить, что моя жена вот таквзяла да ушла, даже не сказав, почему уходит. Мы с нею всегда гордились тем,что все трудности встречаем вместе. Страдаем, мучаемся, но никогда не врем другдругу — хотя, по правилам игры, просто не упоминаем наши увлечения на стороне.Да, я заметил, что после знакомства с этим Михаилом она сильно переменилась, ноэто еще не повод рвать десятилетние супружеские узы.

Ну, пусть даже влюбилась в него, переспала с ним, нонеужели, прежде чем решиться на такой бесповоротный шаг, она не положила надругую чашу весов все, что мы пережили вместе, все, чего достигли? Она былавольна ездить по всему миру, она была окружена солдатами, изголодавшимися поженщине, и я никогда ни о чем ее не спрашивал, а она ничего не говорила. Мы обабыли свободны и гордились этой свободой.

Однако же Эстер исчезла. Исчезла, оставив тайный, мне одномувидимый знак: «Я ушла».

Почему?

Стоит ли отвечать на этот вопрос?

Нет. Ибо в самом вопросе уже скрыта моя неспособностьудержать рядом с собой любимую женщину. Стоит ли разыскивать ее, чтобы убедитьвернуться? Умолять, выклянчивать еще один шанс для нашего брака?

Какая нелепость — уж лучше страдать, как страдал я раньше,когда те, кого я любил, бросали меня. Страдать и зализывать раны. Сколько-товремени я буду неотступно думать об Эстер, буду упиваться горечью, будураздражать своих друзей тем, что говорить со мной можно только об этом. Я будупытаться объяснить, оправдать случившееся, буду по минутам вспоминать жизнь,проведенную рядом с нею а потом приду к выводу, что она поступила со мнойжестоко, тогда как я старался изо всех сил. Появятся другие женщины. На улице вкаждой встречной мне будут мерещиться черты Эстер. Я буду страдать днем иночью, ночью и днем. И так будет продолжаться неделями, месяцами, и займет,наверно, чуть больше года.

Но вот в одно прекрасное утро я проснусь и поймаю себя натом, что думаю о другом, и пойму — худшее позади. Рана в сердце, сколь бытяжкой ни была она, затянется, ко мне вернется способность постигать красотужизни. Так бывало раньше, так, я уверен, произойдет и на этот раз. Недаромсказано: «Если один уходит, то для того, чтобы дать место другому» — и я вновьвстречу любовь.

А пока можно посмаковать мой новый статус — ведь я теперьхолостяк-миллионер. Могу ухаживать за кем пожелаю, никого не стесняясь. Могувести себя на вечеринках так, как никогда прежде не позволял себе. Слухом земляполнится, и уже очень скоро многие женщины — юные и не первой молодости,богатые и не очень, умные или, по крайней мере, достаточно образованные длятого, чтобы сказать то, что, по их мнению, мне приятно будет услышать, —постучат в мою дверь.

Хочу верить, что это прекрасно — быть свободным. Снова бытьсвободным. Готовиться к встрече с истинной любовью, с любовью на всю жизнь, стой, кто ждет меня и никогда не заставит вновь пережить нынешнее унижение.

***

Допиваю шоколад, смотрю на часы, сознавая, что рановато ещепредаваться приятному ощущению того, что я снова составляю часть человечества.На мгновенье я тешу себя мечтой о том, что Эстер вот сейчас появится в дверях,пройдет по этим дивным персидским коврам, молча сядет рядом, закурит, устремитвзгляд за окно, сожмет мою руку. Проходит полчаса, полчаса я верю в только чтовыдуманную мной историю, а потом понимаю, что это — очередная игра воображения.

Я решаю домой не возвращаться. Подхожу к стойке портье,прошу дать мне номер, зубную щетку, дезодорант. Отель переполнен, ноуправляющий ухитряется предоставить мне прекрасный «люкс» с видом на Эйфелевубашню. Крыши Парижа. Светятся окна — семьи собираются за воскресным обедом. Комне возвращается ощущение, испытанное не так давно на Елисейских полях — чемпрекрасней все вокруг, тем более отверженным я себя ощущаю.

Никакого телевизора. Никакого ужина. Я сижу на террасе иокидываю мысленным взором свою жизнь, — жизнь человека, который с юности мечталстать знаменитым писателем, а потом вдруг увидел, что реальность разительноотличается от мечты: он пишет на языке, на котором почти никто не читает, ибо вего стране, как утверждают, вообще нет читателей. Родители настаивают, чтобы онпоступил в университет («да не все ли равно, сынок, в какой — лишь бы получитьдиплом, а без диплома ты в жизни не пробьешься»). Он бунтует, становится хиппи,странствует по свету, встречает некоего музыканта, пишет тексты для его песен инеожиданно начинает зарабатывать куда больше своей сестры, которая слушаласьпапу с мамой и стала инженером-химиком.

Я сочиняю новые и новые стихи, певец пользуется все большимуспехом, покупаю несколько квартир, ссорюсь с певцом, но это уже не страшно — уменя достаточно денег, чтобы несколько лет прожить не работая. Первый брак:жена старше меня: я многому учусь у нее — и тонкостям секса, и английскому, итому, что утро может начинаться далеко за полдень. Но дело кончается разводом,ибо, по ее мнению, я — «существо эмоционально незрелое и не пропускаю ни однойгрудастой девчонки». Женюсь во второй, потом в третий раз — я доверяю этимженщинам, я обретаю с ними душевное равновесие, но, достигнув того, чего хотел,сознаю, что это вожделенное равновесие сопровождается тоской и скукой.

Еще два развода. И снова — свобода, вернее, ощущениесвободы, ибо она — не в отсутствии обязательств, а в возможности выбирать —перед кем лучше всего эти обязательства нести.

Продолжаю искать любовь и сочинять стихи. Когда меняспрашивают, кто я, отвечаю — писатель. Когда мне говорят, что знают лишь текстымоих песен, отвечаю, что это — лишь часть моего творчества. Когда собеседник,извинившись, сообщает, что не читал моих книг, отвечаю — я работаю над некимпроектом. Это ложь. На самом деле у меня есть и деньги, и связи, нет лишьодного — отваги написать книгу, ибо моя мечта с течением времени сталанеосуществимой. Если я попробую и провалюсь, то не буду знать, как прожить послеэтого остаток жизни, так что лучше лелеять свою мечту, чем взять и своимируками загубить ее.

Однажды я давал интервью некой журналистке — ееинтересовало, как это так получается, что мое творчество известно по всейстране, а меня не знает никто, ибо «светился» в СМИ только мой певец. Она былакрасива, умна, немногословна. Вскоре мы опять встретились на какой-товечеринке, и, раз уж она была «не при исполнении», я попытался в тот же деньзатащить ее в постель. Я влюбился, а она считала, что я — «под дозой». Отказ.Телефон неизменно оказывается занят. Чем упорней она сопротивляется, темсильней меня к ней влечет. И вот наконец мне удается уговорить ее провести сомной уик-энд в моем загородном доме (бунтарь, изгой, паршивая овца, однако жеединственный из всех моих друзей обзавелся к тому времени подобием виллы).