Жители столицы ликовали и живо обсуждали услышанное, прибавляя к нему новые подробности, сплетни и домыслы. Прошёл и слух о том, что, ежли генералу Йе удастся задуманное, то он лично явится для доклада к императору и непременно посетит свадьбу своего племянника. Люди спорили о том, слухи это или правда, и насколько такое возможно.

Всё разрешилось накануне праздника Сячжи, когда ранним утром в город с пышной свитой явился сам генерал. И позже мы с сянем Ванцзу сошлись на том, что, кабы не это, быть может, на свадьбу к другу я б так и не попал. Ибо тем же вечером сянь Тан вызвал к себе моего начальника и объявил ему, что императору угодно направить посольство в Индрайю с тем, чтоб попытаться получить помощь и поддержку от её правителя. Сопровождать посла и его свиту государь поручил одному из помощников генерала Йе, а магическая защита была возложена на мастера Ванцзу…и на меня.

Я не мог поверить своим ушам, но переспрашивать не решился — по хмурому лицу моего старшего товарища и без того видно было, что ему не до шуток, и будь его воля, он бы непременно отказался б от подобной чести. А я тогда невольно подумал: «Так вот, к чему были все эти расспросы». Мастер Ванцзу ко всему сказанному добавил, что пытался уговорить сяня Тана обратиться к императору с просьбой отложить этот поход, но тот был непреклонен.

«Наш владыка и идёт на такой шаг от того, что война опустошила богатства его страны. Ежли мы будем просить его о таком, то отправимся вслед за господином Сивэй», — возражал глава. И нам пришлось покориться, ибо мастер Ванцзу уже явно и без того ходил по краю, слишком часто испытывая терпение императора своими мольбами. Всё, чего мы добились, это того, что с нами отпустили ещё и Байху Сяодина. Однако ж нашего начальника это не слишком воодушевило, и веселье так и не коснулось его до самого нашего отъезда. Я ж решил, что, пускай даже это последние торжества в моей жизни, в чём я сильно сомневался, не следует отказывать себе в радости, ибо судьба и так расходует её скупо.

Посему на свадьбе Баоюя я веселился с размахом. Среди приглашенных я вскоре заметил И Яна, и, когда появилась возможность, мы с ним разговорились, как в старые добрые времена обо всём на свете, хотя разговоров о моей службе и предстоящем мне путешествии я старался избегать. Когда ж И Ян, ведомый своим любопытством, уже начал напирать слишком сильно, к нам внезапно подошла Йе Ю Чжэнь и предложила представить меня её дяде, затем она взглянула на моего собеседника, зарделась и добавила, что его, конечно же, представит тоже.

Я ответил уклончиво, но мой друг по своей старой привычке был куда более прямолинеен и охоч до знакомств с влиятельными людьми. Отпустить его одного я никак не мог, и потому мы вскоре предстали перед знаменитым генералом.

Господин Йе Хулю был старшим из пятерых детей своего отца от законной супруги — у него были две младшие сестры и два младших брата, включая и сяня Йе Иньфэня — и в тот год ему стукнуло пятьдесят три года. Он был поджарым и высоким, примерно в пять с половиной чи ростом[1], с совершенно седой головой, в роскошном праздничном пао и даже в такой день препоясанный мечом. Хотя у него уже было пятеро своих взрослых детей и даже внуки, поговаривали будто племянников своих он любил ничуть не меньше, в чём мы с И Яном и убедились: когда Ю Чжэнь нас подвела к нему и представила, он никак не хотел её отпускать, а, когда это всё же произошло, много говорил с нами о Баоюе.

Верно, к тому моменту он уже успел отдохнуть и выпить вина, и потому настроение у генерала было веселое и благодушное, что сделало его охочим до бесед с простыми молодыми людьми вроде нас. Настолько, что, когда пришла пора всем рассаживаться вновь, он уговорил хозяина позволить нам остаться рядом с ним. Генерал Йе оказался искусным рассказчиком, и, слушая его, мы и не заметили, как летело время, и как пустели чарка за чаркой.

Он явно знал о том, какое поручение дано мне было, и в какой-то момент дружески похлопал меня по плечу и пообещал, что его преданный помощник справится прекрасно, и не даст мне и другим пропасть, ведь он выиграл уже не одно сражение, и в тех местах бывал не раз. Я смущенно улыбался, кивал и посматривал на И Яна, который начал смекать, что к чему, и вид у него становился всё более обиженный. Когда ж генерал замолк, он вдохнул и спросил:

— Скажите, почтенный господин Йе, отчего зависит успех — от удачи иль от дарований?

— Несомненно, и от того, и от другого, мой юный друг. Но где дарование, там и удача.

— Эх, как хорошо было б, коль ваши речи б коснулись ушей Синфу-вана, — с громким вздохом произнёс И Ян.

Верно, его сетования достигли своей цели, потому как генерал заинтересовался и стал расспрашивать о нём. И, похоже, услышанное пришлось ему по душе, ибо под конец он, как и меня, хлопнул друга моего по плечу и предложил: «А не пойти ль тебе ко мне на службу? Ума не приложу, отчего до сих пор тебя к нам не призвали! Знал бы ты, дружок, как мы нуждаемся теперь в умелых лекарях…». И Ян, не помня себя самого от счастья, немедленно согласился, и какое-то время они обговаривали разные мелочи. А там уж пришло время провожать молодых в опочивальню.

Баоюй в тот день никого не замечал, кроме своей молодой жены, и потому, удаляясь, даже не взглянул на меня. Впрочем, я мог его понять — девушка и вправду оказалась красавицей. И, глядя на них, я невольно затосковал по Маранчех. Когда их проводили, многие гости ушли домой, а иные отправились спать. В их числе оказался и генерал Йе. Выразив надежду на новую встречу, с кое-кем притом очень скорую, он пожелал нам благой ночи и, посмеиваясь, удалился в свои покои.

Мы же с И Яном ещё полночи сидели на веранде, любуясь