У меня вдруг возникло жуткое подозрение. Но я не спешил еговысказать, а вместо этого спросил:

– Ты до рассвета точно дверь не откроешь?

– Никак.

– А если… ну, в общем… вдруг здесь очень большая ночь?

– Какая?

– Несколько месяцев, как на полюсе!

Котенок помолчал, потом прошелся по траве взад-вперед игрустно сказал:

– Я надеялся, что ты об этом не подумаешь.

Обхватив руками плечи, я смотрел на сконфуженного Котенка.Потом спросил:

– Так что же, мы среди этих гор и останемся? Здесь же иесть-то нечего!

– Мне тоже, – огрызнулся Котенок. – Зато вода есть, можешьпопить.

– Меня дома уже ищут, – вдруг сообразил я. – Не знают, что иподумать – исчез из постели, даже тапочки не надел!

– Давай немного подождем, – предложил Котенок. И мы ждали –молча, потому что говорить нам не хотелось, лишь Котенок со своим чувствомвремени объявлял каждые прошедшие пятнадцать минут. Когда он со вздохом сказал«час», я взорвался:

– И где же рассвет?

– Нет пока, – признался Котенок. – И я его не чувствую.Солнышко еще где-то далеко. Подождем немно…

– Хватит, – оборвал я. – Надо что-то делать.

– Есть один вариант, – со вздохом произнес незадачливыйволшебник. – Я же умею летать. Сейчас взлечу и буду лететь, пока не наткнусь нарассвет или закат.

Прозвучало это так, словно рассвет и закат были толстымикаменными стенами. Я невольно улыбнулся.

– А дальше?

– Когда подкреплюсь, вернусь к тебе. У Солнечных котятотличное чувство направления, я тебя обязательно найду. Откроем дверь – иготово.

– Так что же ты раньше этого не предложил? – возмутился я.

– Понимаешь, я ведь уже не солнечный лучик, – признался Котенок.– Я буду лететь очень быстро, но может понадобиться несколько дней.

Вот тут мне стало страшно по-настоящему.

– Ты представляешь, что говоришь? – прошептал я. – Что сомной потом дома сделают?

– Другого выхода нет. Ждать – или лететь.

Я отвел взгляд от Котенка. И вдруг понял, почему возмутилсяэтим предложением. Мне страшно.

Я, наверное, стал бояться темноты. А без Солнечного котенкатемнота станет полной. И… что, если он не прилетит?

– Давай, – выдавил я. – Лети. Только быстро, а то передумаю.

Он понял.

– Данька, не вешай нос. Я буду лететь очень быстро. Еслизахочешь пить – ручеек прямо перед тобой, метрах в тридцати. Жди.

И прежде чем я успел сказать, что передумал, что не смогуждать его в одиночестве и мраке, Солнечный котенок подпрыгнул и взвился ввоздух. Оранжевый комочек света стремительно поднялся, превращаясь в крошечнуюточку на черном небе. И полетел прочь. Действительно очень быстро: я потерялего из виду за несколько секунд. Только хватит ли ему сил все время мчаться стакой скоростью?

Минут десять я ревел, уткнувшись в густую мягкую траву. Какни странно, это меня капельку согрело. Поднявшись, я пошел на поиски ручейка, окотором говорил Котенок.

Странное это дело – бродить во тьме. Теряется и расстояние,и время. Лишь камни, изредка попадавшиеся под ноги, доказывали, что я нетопчусь на месте.

Руки я держал перед собой, боясь, что в любой моментоступлюсь, но вскоре услышал журчание воды, а еще через мгновение трава подногами сменилась влажным песком.

Нагнувшись, я жадно пил холодную чистую воду. Потом, отойдяна несколько шагов – так, чтобы слышать ручеек, – лег навзничь в траву,высокую, сомкнувшуюся надо мной.

Делать было совершенно нечего. Раньше я и не подозревал, каквыматывает полное безделье. Я лежал, слушая плеск воды и гул ветра где-тодалеко-далеко вверху. Лежал, наверное, очень долго. А потом снова заснул.

Разбудили меня шаги. Я открыл было рот, чтобы окликнутьвернувшегося Котенка, но вовремя сообразил, что эти шаги другие: тяжелые,человеческие.

Сразу вернулся страх.

Шаги приближались сразу с двух сторон. В нескольких метрахот меня идущие встретились. И я услышал тягучий голос:

– Там нет никого.

– Там нет никого тоже.

Я понимал говорящих, хотя мне почему-то казалось, что ониговорят на чужом языке. И от этих медленных, тяжелых голосов меня пробиладрожь. Я замер, боясь шевельнуться.

– Здесь никого. Но дозорный видел свет.

– Дозорный видел Настоящий свет.

– Это невозможно.

– Но дозорный видел.

– Здесь нет света. Здесь нет никого.

– Тот, кто светил, улетел.

– Или ушел по скалам. Здесь низкие скалы.

– Нас обвинят в медлительности.

– Это плохо. Надо сказать, что здесь был Крылатый, убежавшийвчера.

– Нас спросят, где его сердце.

– Мы скажем, что он защищался. Мы скажем, что залили долинуЧерным огнем.

– Это расточительно. Это плохо.

– Но это лучше медлительности.

– Да. У тебя есть Черный огонь?

– В башне.

– У меня нет Черного огня. Мы полетим в твою башню, возьмемогонь и сожжем долину.

– Так хорошо. Летим.

И я увидел, как во мраке разворачивается тьма. Черныеполотнища тьмы, чернее темноты, непрогляднее мрака. Две пары огромных крыльев.В лицо ударил ветер, наполненный едким нечеловеческим запахом, и тьма взвиласьв небо.

Несколько минут я лежал, убеждая себя, что мне приснилсякошмар. Но едкий запах еще держался в воздухе, а в том месте, где стоялиговорившие, я нащупал выдранную траву.

Ждать возвращения тех, кто при ходьбе вырывал с корнемтраву, мне совершенно не хотелось. Еще больше не хотелось дожидаться Черногоогня, чем бы он ни был.

Я встал, чувствуя, как мир сжимается вокруг, превращаясь вклетку из темноты и страха. Ах, Котенок, Котенок, неужели ты не догадывался,куда могут привести Потаенные двери?

– Я не боюсь, – громко сказал я. Темнота не ответила. – Яуже большой. Я уйду по скалам, здесь низкие скалы.

Темнота молчала.

Вытянув руки, я побрел вдоль ручья, и тьма шла вместе сомной. Уткнувшись в скалу, я понял, что вода стекает по ней. Почти бесшумно –значит скала не была отвесной. Это хорошо. Шестое чувство подсказывало мне, чтонужно подниматься вдоль воды, чтобы ее тихий шелест заглушал движения.