— Все больны. Я тоже больна.

Мы выехали из Тюильри на свет, пересекли Сену и свернули наулицу Святых Отцов.

— Зачем же ты пил перно, если ты болен?

— А ты зачем?

— Для меня это не имеет значения. Это не имеет значения дляженщин.

— Как тебя зовут?

— Жоржет. А тебя?

— Джейкоб.

— Это фламандское имя.

— И американское.

— Ты, надеюсь, не фламандец?

— Нет, американец.

— Слава богу, терпеть не могу фламандцев.

Мы подъезжали к ресторану. Я крикнул кучеру, чтобы оностановился. Мы вышли, и Жоржет ресторан не понравился.

— Не очень-то шикарное место.

— Нет, — сказал я. — Может быть, ты предпочитаешь поужинатьу Фуайо? Села бы обратно в фиакр да поехала.

Я взял ее с собой потому, что у меня мелькнула смутнаясентиментальная мысль, что приятно было бы поужинать с кем-нибудь вдвоем. Ядавно уже не ужинал с «курочкой» и забыл, как это нестерпимо скучно. Мы вошли вресторан и мимо конторки, за которой сидела мадам Лавинь, прошли в заднююкомнату. От еды Жоржет слегка повеселела.

— Здесь не так плохо, — сказала она. — Не шикарно, но кормятхорошо.

— Лучше, чем в Льеже.

— В Брюсселе, ты хочешь сказать.

Мы выпили вторую бутылку вина, и Жоржет стала шутить. Онаулыбнулась, показывая все свои испорченные зубы, и мы чокнулись.

— Ты, в общем, славный малый, — сказала она. — Свинство, чтоты болен. Мы бы поладили. А что с тобой такое?

— Я был ранен на войне, — сказал я.

— Уж эта противная война!

Мы, вероятно, пустились бы в рассуждения о войне и решилибы, что она приводит к гибели цивилизации и что, может быть, лучше обойтись безнее. С меня было довольно. Как раз в эту минуту кто-то крикнул из первойкомнаты:

— Барнс! Эй, Барнс! Джейкоб Барнс!

— Это мой приятель, — объяснил я и вышел.

За длинным столом сидел Брэддокс с целой компанией: Кон,Фрэнсис Клайн, миссис Брэддокс и еще какие-то незнакомые мне люди.

— Едем танцевать, да? — спросил Брэддокс.

— Куда танцевать?

— В дансинг, конечно. Разве вы не знаете, что мы снова ввелитанцы? — вмешалась миссис Брэддокс.

— Поедем с нами, Джейк. Мы все едем, — сказала Фрэнсис сдругого конца стола. Она сидела очень прямо и усиленно улыбалась.

— Конечно, он поедет, — сказал Брэддокс. — Идите сюда, Барнс,и выпейте с нами кофе.

— Хорошо.

— И приведите свою даму, — смеясь, сказала миссис Брэддокс.Она была уроженкой Канады и отличалась свойственной канадцам непринужденностьюв обращении.

— Спасибо, сейчас придем, — сказал я. Я вернулся в заднююкомнатку.

— Кто такие твои приятели? — спросила Жоржет.

— Писатели и художники.

— Их пропасть в этом районе.

— Слишком много.

— Слишком. Хотя кое-кто хорошо зарабатывает.

— О да.

Мы кончили ужинать и допили вино.

— Пойдем, — сказал я. — Кофе будем пить с ними.

Жоржет открыла сумочку и, смотрясь в зеркальце, провеланесколько раз пуховкой по лицу, подкрасила губы и поправила шляпу.

— Идем, — сказала она.

Мы вошли в переполненную публикой комнату; Брэддокс и остальныемужчины за столом встали.

— Позвольте представить вам мою невесту, мадемуазель ЖоржетЛеблан, — сказал я. Жоржет улыбнулась своей чарующей улыбкой, и мы всем поочереди пожали руки.

— Скажите, вы родственница певицы Жоржет Леблан? — спросиламиссис Брэддокс.

— Не знаю такой, — ответила Жоржет.

— Но вас зовут так же, — приветливо сказала миссис Брэддокс.

— Нет, — сказала Жоржет. — Ничего подобного. Моя фамилияХобэн.

— Но ведь мистер Барнс представил вас как мадемуазель ЖоржетЛеблан. Разве нет? — настаивала миссис Брэддокс, которая от возбуждения, чтоговорит по-французски, плохо понимала смысл своих слов.

— Он дурак, — сказала Жоржет.

— Ах, значит, это шутка, — сказала миссис Брэддокс.

— Да, — сказала Жоржет. — Чтобы посмеяться.

— Слышишь, Генри? — крикнула миссис Брэддокс через весь столсвоему мужу. — Мистер Барнс представил свою невесту как мадемуазель Леблан, ана самом деле ее фамилия Хобэн.

— Конечно, дорогая! Мадемуазель Хобэн, — я давно с неюзнаком.

— Скажите, мадемуазель Хобэн, — заговорила Фрэнсис Клайн,произнося французские слова очень быстро и, по-видимому, не испытывая, подобномиссис Брэддокс, ни особенной гордости, ни удивления оттого, что у неедействительно получается по-французски. — Вы давно в Париже? Вам нравитсяздесь? Вы любите Париж, правда?

— Кто это такая? — Жоржет повернулась ко мне. — Нужно мне сней разговаривать?

Она повернулась к Фрэнсис, которая сидела улыбаясь, сложивруки, прямо держа голову на длинной шее и выпятив губы, готовая снова заговорить.

— Нет, я не люблю Парижа. Здесь дорого и грязно.

— Что вы? Я нахожу, что Париж необыкновенно чистый город.Один из самых чистых городов в Европе.

— А по-моему, грязный.

— Как странно! Может быть, вы недавно здесь живете?

— Достаточно давно.

— Но здесь очень славные люди. С этим нельзя не согласиться.

Жоржет повернулась ко мне.

— Миленькие у тебя друзья.

Франсис была слегка пьяна, и ей хотелось продолжатьразговор, но подали кофе, и Лавинь принес ликеры, а после мы все вышли иотправились в дансинг, о котором говорили Брэддоксы.