Я вышла из подъезда и поежилась. Еще нерассвело, темное небо усыпали яркие, какие-то ненастоящие звезды. Стоял дикийхолод, градусов тридцать, не меньше, и, пока я бежала к соседней блочной башне,под ногами громко хрустел снег. Ощущение было такое, словно идешь по крошащимсяосколкам.

Дом с виду походил на наш, как близнец. Новнутри поджидал меня сюрприз – оказались отключенными лифты, оба сразу. Ячертыхнулась, у нас из экономии вырубают только один, причем пассажирский. Всемведь понятно: если понадобится, не дай бог, тащить в «Скорую помощь» носилки сбольным, то с 12-го этажа это не так просто сделать. Но здесь, очевидно, никтоне боялся заболеть. Прикинув, что сорок вторая квартира скорей всего на седьмомэтаже, я, отдуваясь, полезла вверх. Лестница выглядела чистой, но, может, такоевпечатление складывалось потому, что ее освещали тусклые, едва ли недвадцатипятиваттные лампочки. Стояла гробовая тишина, ни малейшего звука недолетало до слуха. Где-то на третьем этаже мне стало страшно и, пожалев, чтоввязалась в эту историю, я побежала по ступенькам. Но моя физическая подготовкаоставляет желать лучшего, поэтому на пятом, задохнувшись, я притормозила иоставшийся путь проделала медленно, предвкушая, что скажу незнакомой Лане.

Дверь сорок второй квартиры выделялась на фонедругих. Обитая красивой зеленой кожей, она выглядела дорого и щеголевато. Авместо обычного звонка красовалась выполненная из непонятного материала собачьяморда. Жуткий китч! Кирюшка недавно увидел эту штуку на рынке и долго просилустановить «собачку» у нас дома. Я еще тогда подумала – неужели есть человек,способный купить подобный мрак? Оказывается, есть!

Нажав на «нос», я послушала хриплую трель,призванную имитировать лай. Лана не спешила открывать дверь. «Лай» стих. Яповторила операцию. Но истеричка не торопилась. Обозлившись, я дернула заручку. Видали нахалку! Не дала мне поспать, а сама преспокойненько задрыхла! Яхорошо знаю таких припадочных! Небось устала комедию ломать и рухнула в объятияМорфея, совершенно не ожидая, что такая дура, как я, примчится ее спасать!

Дверь неожиданно без скрипа приотворилась. Нуи прекрасно, сейчас ей мало не покажется! Нарочно громко топая сапожищами, явлетела в темную прихожую и заорала:

– Лана, вы где?

В ответ раздался едва различимый стон. Яринулась на звук. В небольшой комнате на кровати лежала женщина. Спальня безслов рассказала о хозяйке – хорошо обеспечена и одинока. Постель застеленакокетливыми желтыми шелковыми простынями, повсюду рюшечки, бантики, кружавчики,искусственный мех и розовые оборочки. Сама Лана была облачена в невероятную красно-оранжево-чернуюпижаму из тех, что за бешеные деньги продаются в специализированных магазинахбелья. Подходящий прикид для истерички, как правило, это «тонко чувствующие ихудожественные натуры». Я открыла было рот, чтобы выплеснуть благородное негодование,но тут же осеклась. Может, незнакомка и припадочная, но сейчас ей явно былоплохо. Синеватая бледность заливала лицо, капли пота покрывали лоб. На одеялевалялась трубка радиотелефона. Я набрала «03».

На двадцатом гудке я вся искрилась злобой. Этотолько в кино все сломя голову кидаются к носилкам, где испускает последнийвздох больной, в жизни же никто даже пошевелиться не желает. Наконец безликийголос сообщил:

– «Скорая» слушает.

– Пожалуйста, пришлите врача, женщинеплохо.

– Возраст? – равнодушно поинтересоваласьтрубка.

Более дурацкого вопроса и придумать нельзя.Впрочем, понятно, почему его задают первым. Если, к примеру, узнают, чтозаболела восьмидесятилетняя старушка, спешить не станут. Бросив мимолетныйвзгляд на Лану, я ответила:

– Сорок пять.

– Что с ней?

– Не знаю, она без сознания.

– Боли есть?

– Не знаю, вроде нет.

– Адрес.

Я быстро продиктовала название улицы.

– Кто вызывает?

– Соседка.

– Ждите, – без всяких эмоцийоповестила диспетчерша и отсоединилась.

Я с тревогой посмотрела на больную. Внезапноона открыла глаза и пробормотала:

– Анечка, ты пришла!

Я не стала ее разубеждать и подтвердила:

– Пришла, пришла, сейчас врач приедет.

Лана как-то странно всхрапнула и почтинеразборчиво забормотала:

– Подделка, подделка, искал…

– Все, лежи тихо, – успокоила я ее,бросая взгляд на часы.

Ну где же «Скорая»? Так и умереть можно, недождавшись помощи.

Лана беспокойно зашевелилась.

– Лежи смирно, – велела я.

Но женщина, словно заигранная пластинка,повторяла:

– Подделка, подделка…

– Хорошо, хорошо, подделка, –попробовала я ее утешить, – не бойся, сейчас медицина прикатит. Что у тебяболит?

Но Лана замолчала, потом вновь всхрапнула инеожиданно громко и сильно вскрикнула:

– Он мне не поверил, все искал, искал, нонету…

– Хорошо, хорошо, – решила яуспокоить женщину.

– Ты веришь?

– Конечно.

– Тогда расскажи всем, что он меняубил! – страстно выкрикнула Лана и откинулась на подушку.

Лицо ее страшно задергалось, рот с усилиемсделал вдох, но выдоха не последовало. Глаза уставились в одну точку, рукинеожиданно вытянулись. Я перепугалась окончательно, но минуты текли и текли,миновало четверть часа, и тут прозвенел резкий звонок. Громыхая железнымиящиками, двое довольно молодых мужчин вошли в комнату и, глянув на Лану, разомвздохнули.

– Надо же, – вздохнул один, –под самый конец смены.

– Еще б полчаса и спокойненько домойушли, – добавил второй.

Первый вытащил какие-то бланки. Второйнагнулся над Ланой и велел мне:

– Дайте полотенце, похуже, чтобы не жалкобыло выбросить.

Ничего не понимая, я пошла в ванную, сдернулас крючка розовую махру и отдала фельдшеру. Тот зачем-то засунул полотенце Ланемежду ног.

– Вы что, гинекологический осмотрпроизводить собрались? – удивилась я.

Доктор вздохнул, накапал в стаканчиккоричневую жидкость и, протягивая мне резко пахнущую емкость, спокойно пояснил:

– Белье испачкается, вам потом выброситьпридется.

– Почему? – не поняла я, крайнеудивленная, что они даже не пытаются оказать больной помощь.