– Дуй быстро в ванную, – велелая, – не задерживайся, сейчас Юля краситься пойдет и не даст тебе умыться.

– Какая ужасная, гадкаяжестокость, – с чувством произнес мальчишка, нашаривая тапки, –отправлять на занятия бедного больного ребенка. Вот умру на математике, будешьплакать, да поздно, не вернуть Кироньку. Станешь всю оставшуюся жизнь себяукорять: эх, надо было ребенка оставить дома!

Я швырнула ему джинсы и сказала:

– Не волнуйся, я отличаюсь редкойбессердечностью и скорей всего быстро забуду про твою кончину.

– Ладно, – откликнулся Кирюшка,понимая, что номер со смертельно больным не прошел, – тогда дай мне вшколу не десять рублей, а двадцать.

– Это еще почему? – поинтересоваласья, стоя на пороге.

– Ну в качестве компенсации!

– За что?

Кирюшка начал чесать в затылке. Я побежала вспальню к старшему братцу:

– Сережа, вставай!

– Уже встал, одеваюсь, – донессяиз-за двери бодрый голос.

Но меня не так легко обмануть. Я тихонькоприоткрыла дверь в спальню и увидела на большой кровати мирно лежащего Серегу.Юля уже ушла в ванную, поэтому муженек блаженствовал, завернувшись в пуховоедвуспальное одеяло. Правая рука засунута под подушку, левая вытянута иотброшена на Юлину сторону. Сережка обладает редким качеством – отвечатьабсолютно бодрым голосом, продолжая при этом мирно храпеть. Пару раз емуудавалось меня обмануть, но только не сейчас.

– Сережа, подымайся, – завела я,подходя к окну.

– Уже, уже, – как ни в чем не бывалоотозвался парень, – брюки надеваю, рубашку застегиваю.

Голова его продолжала мирно покоиться науютной подушке. Сквозь раздвинутые шторы в комнату вползло серое, пасмурноедекабрьское утро. В такую погоду совершенно не хочется в семь утра собиратьсяна работу, и вообще лучше бы остаться дома. Но, боюсь, у Сережиного начальникадругое мнение по этому поводу. Я ткнула пальцем в кнопку, загремел музыкальныйцентр, и тут же затрезвонил огромный будильник, купленный Катей. Сделанный насовесть аккуратными мастерами завода «Слава», он трещал, словно оповещая оконце света, если бить поварешкой в медный таз – звук будет менее громкий. НоСережа продолжал безмятежно дрыхнуть, на лице его играла детская улыбка.

Тут в комнату влетела Юля и, недолго думая,сунула мужу под нос открытый пузырек духов «Кензо».

– Убери эту гадость, – пробормоталмуженек и сел, очумело тряся головой.

– Давай одевайся, – велела она ипобежала на кухню.

Я потрусила за ней.

– И как ты только догадалась, что запах«Кензо» разбудит Сережку?

Юля хихикнула и принялась намазыватьтонюсенький тостик еле видным слоем масла.

– Он говорит, что от «Кензо» его тошнит.

Утро понеслось по накатанной колее. Сначала издома убежали дети. Предварительно они минут десять отчаянно переругивались вприхожей, разыскивая шапки, перчатки, ключи от машины, мешок со сменной обувьюи Юлину сумку. После того как за ними наконец захлопнулась дверь, я прогуляласобак и решила вознаградить себя чашечкой крепкого кофе. На кухне весело пускалпар чайник. Катя налила сливки в кофе и со вздохом произнесла:

– Боже, до чего хорошо в выходной, жаль только,что он у меня по скользящему графику. Но как приятно не думать о больных!

И тут зазвонил телефон. Катюха ухватила трубкуи расцвела:

– Рада слышать вас, как дела?

Слушая, как она беспечно щебечет о дозегормонов, о том, когда лучше принимать тироксин, о диете и витаминах, явздохнула. Забыть о страждущих ей не удастся никогда. Даже в единственныйвыходной дома достанут. Но Катюша вдруг примолкла, внимательно слушая. Прошлонесколько минут, потом подруга с жаром произнесла:

– Олег Яковлевич, не волнуйтесь, вамвредно. А нужный человек у меня есть, женщина – великолепный профессионал.Сколько, кстати, вы готовы заплатить?

Я услышала бормотание из трубки.

– Что ж, – удовлетворенно произнеслаКатя, – предлагаю вам встретиться в двенадцать в «Макдоналдсе» возле метро«Тверская», там и побеседуете, если Евлампия Андреевна свободна и сочтет оплатуподходящей. Кстати, мне она помогла в два счета.

– С кем надо беседовать? – удивиласья, когда Катюша положила трубку рядом с масленкой.

– Слушай внимательно, – оживиласьподруга, – я нашла тебе работу.

– Мне? – изумилась я. – Ты что,забыла, с кем имеешь дело? Я ничего делать не умею.

– Ну, положим, ты отлично играешь наарфе, – хихикнула Катюха.

– Только не говори, что пристроила меня вресторан веселить публику. Я не хочу сидеть у таблички: «Не стреляйте варфистку, она играет, как умеет».

Катя расхохоталась.

– Ну, на подобную службу ты отправишься,только если мы начнем пухнуть с голоду. Слушай внимательно.

Три года тому назад Катя оперировала ОлегаЯковлевича Писемского. Мужик поступил к ней в ужасном физическом и моральномсостоянии. Как все лица мужского пола, Олег панически боялся боли, и любойчеловек в белом халате вызывал у него ужас. Поэтому, когда терапевт, к которомуПисемский обратился с жалобами на ухудшение здоровья, сказал, что скорей всегопредстоит операция, бизнесмен запаниковал и кинулся в объятия «альтернативноймедицины». Парочка экстрасенсов, колдун, бабка-травница, иглоукалыватель,специалист по «китайским точкам», гипнотизер и филиппинский хилер – все ониобещали моментальное исцеление, без боли и скальпеля. Над Олегом Яковлевичемчитали молитвы, размахивали веером, окуривали благовониями, погружали в транс иснимали порчу. Деньги на все ушли немалые, но потраченные финансы совершенно неволновали Писемского. Он торговал в Москве бензином и считал банкноты нерублями, а тысячами. Хуже оказалось другое – здоровье не стало лучше ни найоту. Наоборот, Олег Яковлевич поправился, на шее у него возник какой-то сильномешающий глотать и разговаривать мешок, да еще относительно молодой мужчинаослаб настолько, что поднимался на второй этаж целых полчаса, отдуваясь накаждой ступеньке. В конце концов он вновь отправился к терапевту, тот,всплеснув руками, велел посетить онколога. В диспансере пожилая тетка в неслишком чистом халате выписала ему кучу направлений и крикнула медсестре:

– Лена, проводи этого, с опухольюгортани, на узи.