— Я хотела сказать «лунатик». Это ведь лунатиком надо быть,чтобы с ним связаться. Ладно, а кто тебе сказал?

— Мэтт. Он говорил, что Тревора видели на карнавале сдевушкой-готом. Я было подумала на тебя, но он сказал, что у нее белые волосы,прямо как у призрака.

— Гот? О ней так говорят?

— Ага. Она, мол, ужас какая хорошенькая. Мэтт, конечно, этоне от себя говорит, пересказывает то, что слышал от ребят из команды. Самапонимаешь, к новой девчонке всегда повышенный интерес.

— Но Тревор презирает всех, кто не выступает за школу наспортивных состязаниях.

— Так-то оно так, но она обхаживает его, словно он принц.Они с братцем его просто облизывают, словно он капитан не только футбольнойкоманды, но и сборной всех готов. Тут у кого хочешь голова закружится.Наверное, она ему и правда нравится, — продолжила Беки. — Хотя влюблен он,конечно, в тебя. Втрескался еще в детстве, это же ясно. Но тебя ему незаполучить, вот он и берет лучшее из возможного. Ну и хорошо, может быть,Тревор, по крайней мере, перестанет к тебе приставать.

Да уж, если Тревор стал вампиром, то его укусы будут опаснееподначек.

— Вроде бы она появлялась на их футбольной тренировке иболела за Тревора, — продолжила Беки.

— Вот как? Этого-то я и боялась.

— Чего именно?

— Ну... — Я смешалась. — Того, что Тревор снова обрететпопулярность, после того как мы с таким трудом вывели его на чистую воду.

— Теперь, когда рядом нет Мэтта, никого не волнует, что онговорит или делает.

— Но кто знает...

— Мы живем своей жизнью, — решительно заявила Беки. — А разтак, то почему бы ему не жить своей?

Я смотрела в окно, размышляя о соперничестве, существовавшеммежду мной и Тревором с самого детства, умом понимала, что Беки права, но всеравно чувствовала себя так, словно от меня что-то отрывали. Даже при том, что ялюбила Александра и на дух не переносила Тревора, где-то внутри мне все равноне хотелось, чтобы Митчелл снова стал популярен и обзавелся подружкой —неважно, вампирша она или нет.

Мы с Беки явились на футбольный стадион и застали Мэтта наскамейке. Он сидел и слушал плеер. Подружка бросилась ему на шею с таким пылом,словно он сошел с военного корабля после кругосветного плавания.

Я подошла к пылкой парочке, хмыкнула, прокашлялась ипохлопала Беки по плечу. Они с трудом разжали свои объятия.

— Беки говорит, что у Тревора завелась подружка. Это правда?— выпалила я.

— Я бы так не сказал, — отозвался Мэтт, покосившись на своюпассию.

— А вот Беки говорит, что она болела за Тревора.

— Может быть. Я думал, тебя Тревор не колышет.

— Так оно и есть, но посплетничать-то охота. Он с ней ушел?

— Она была с каким-то прикольным парнем в черной вязанойшапке. Думаю, тебе этот малый глянулся бы. Бледный, весь в татушках. Когдакоманда вышла из раздевалки, они уже смылись.

Мэтт забросил рюкзак на плечи, взял Беки за руку и намылилсябыло в школу.

— Подожди, — остановила его я. — Что, Тревор выгляделнеобычно?

— Татуировками он пока не обзавелся, — рассмеялся Мэтт.

— Не о том речь. Я имею в виду необычную бледность,постоянную жажду, красные глаза.

Мэтт помолчал, потом припомнил.

— Точно, плохо ему было. Он сам об этом сказал. А чего этотебя так заинтересовал Тревор?

Сладкая парочка уставилась на меня с любопытством, ожидаяответа, но тут зазвенел звонок.

— Век бы стояла и болтала, но терпеть не могу опаздывать, —соврала я и быстренько смылась.

На протяжении трех первых уроков меня здорово донимали мыслио Треворе. Желая отвлечься, я переключилась на грезы об Александре, нашей с нимлюбви, и занесла в дневник строчку: «Рэйвен Мэдисон и Александр Стерлинг —любовь до гроба», в виньетке из черных роз.

Когда прозвучал звонок на большую перемену, я не сталавстречаться с Беки и Мэттом, а принялась прочесывать школьную территорию впоисках Тревора. Мне не удалось найти врага детства ни на футбольном поле, ни вспортзале, ни на ступеньках, где прочие пижоны и их подружки уминали своилакомства.

— Эй, где Тревор? — спросила я девчонку, переобувавшуюкроссовку.

Она раздраженно закатила глаза, а потому смерила меня такимвзглядом, словно была королевой, а я — простолюдинкой, имевшей наглостьзаявиться к ней в замок. Потом эта особа подхватила свои красно-белые помпоны иотвернулась, словно и так потратила на меня слишком много своего драгоценноговремени.

— Ты Тревора видела? — повторила я.

— Он дома, — буркнула она.

— Хочешь сказать, что неплохо бы и мне посидеть дома? — пробормоталая. — Вообще-то я сегодня притащилась в школу только затем, чтобы увидеть его.

Она закатила глаза.

Я ответила ей уничтожающим взглядом, представляя себе, какимледенящим мог бы он быть, стань я настоящим вампиром. Вот бы мне превратиться вужасную летучую мышь, закружить вокруг нее и вцепиться коготками в аккуратноуложенные светлые волосенки, когда она истошно завизжит от страха.

— А чего удивительного, он ведь болен, — сообщила наконецдевица, поглядывая на меня с подозрением, как на потенциального разносчиказаразы.

Болен? А ведь и Мэтт говорил мне, что Тревор был весь изсебя бледный и чувствовал себя плохо. С чего бы это? От солнечного света? Из-зачеснока? Возможно, Джаггеру с Луной удалось заманить его на городское кладбище.Может быть, сейчас Тревор уже спит в красно-белом гробу?

Действовать следовало быстро.

Большую часть своей жизни я провела, пробираясь ипрокрадываясь то куда-то, то откуда-то. Это касалось родного дома, особняка,городского кладбища, да и начальной школы. Но вот в нашей средней школе порядкибыли как в Алькатрасе, а потому мне, простой смертной, не обладающейспособностью обращаться в летучую мышь, выбраться из нее представлялось весьмазатруднительным.

По распоряжению директора у обоих входов на территориидежурила охрана. Учеников не выпускали из здания даже в большую перемену.Оставалось только окопать территорию рвом и запустить туда акул, но разускользнуть было невозможно, следовало получить право уйти открыто.

Я открыла дверь школьного медпункта и обнаружила в комнатеожидания еще трех таких же умников, как я, чихающих, кашляющих, сморкающихся ижаждущих освобождения от занятий. Видя, что дело долгое, я достала дневник истала вносить в него свои заметки, чтобы хоть как-то скоротать время.

Вскоре перед нами появилась медсестра Уильямс, отвечавшая заздоровье школьников и разделавшаяся с предыдущими больными. Постоянно имея делос простудами, аллергиями и прочими хворями, она отличалась полнейшейневосприимчивостью к недомоганиям и выглядела так, словно вышла изгимнастического зала, а не из смотрового кабинета.