Тревор разорвал обертку и вытащил новехонькую фигуркуДракулы.

— Bay! — воскликнул он, и глаза его вспыхнули.

— Покажи всем, — подсказала ему миссис Тревор.

Он с довольным видом продемонстрировал подарок ближайшимгостям.

— Похоже на Рэйвен! — крикнула одна девчонка.

— Ага, — подхватила другая, возвращая игрушку. — Фу, какаягадость!

Тревор помрачнел, сердито вытаращился на меня и швырнул мойподарок обратно в коробку.

Я осталась одна на ступеньках патио, в то время какостальные ребята налегали на торт и мороженое.

При этом воспоминании желудок мой сжался комом. На миг яостановилась и подумала о том, стоит ли прокрадываться к Тревору в комнату ипредостерегать его насчет намерений Луны. Может, лучше мне отправиться отсюда,пока никто не застукал?

Я услышала, как в прачечной поворачивается дверная ручка,бесшумно взбежала по старинной лестнице, проскочила мимо дверей, которых здесьбыло больше, чем в нашем «Гранд-отеле», заглянула в миллион с хвостикомгостевых спален и ванных комнат, расположенных в коридоре длиной совзлетно-посадочную полосу международного аэропорта, и добралась до нужнойдвери.

Сама не знаю, что я ожидала там обнаружить. Тревор срассвета не просыпался, но это могло объясняться болезнью, а сама болезнь, каки мертвенная бледность, — тысячью различных причин. Однако если Тревор уже былукушен, то мне грозила нешуточная опасность.

Так или иначе, но выбора у меня не было. Дваждыперепроверив, на месте ли чеснок, я тихонько постучалась. Ответа непоследовало, я осторожно повернула ручку, открыла дверь, сняла очки, откинулакапюшон и проскользнула внутрь.

Свет из коридора мягко осветил комнату. Окно было плотнозавешено тяжелыми шторами — признак того, что Тревор уже мог быть обращен.

Должно быть, у пижона-футболиста поработал собственныйдизайнер по интерьеру. Его спальня годилась на обложку «Архитектурногодайджеста тинейджера». За занавесками на белом модульном столе стоял компьютерс огромным плоским монитором. По одну сторону комнаты на стенке виселаплазменная панель с диагональю в миллион дюймов, а уголок под ним был мечтойлюбого тинейджера. Я увидела красную надувную кушетку, машину для пинбола инастольный футбол. Венцом всего этого безобразия служила здоровеннаяполуночно-синяя кровать с изголовьем в виде футбольных ворот.

Я чуть не подавилась.

Из-под стеганого одеяла виднелись светло-золотистые волосыТревора. Я подавила нехорошие желания, пробуждаемые видом беспомощного врага, изаглянула в ящик его компьютерного стола в поисках скрытых улик. Увы, там небыло ничего, кроме незаточенных карандашей, какого-то замка и использованныхбатареек.

Я открыла жалюзи, за которыми находился шкаф, похожий насклад спортивного магазина. В нескольких футах от него находилась стекляннаяполка, сплошь уставленная призами и медалями, а на стене красовались победныефотографии и вырезки из школьной газеты, вставленные в рамочки. Я провелапальцем по блестящему золоченому кубку, на котором не было ни пылинки, и вдругзаметила позади него, под слоем пыли, нечто неожиданное — ту самую фигуркуДракулы.

На миг у меня даже на душе потеплело, но тут Треворпошевелился.

Я на цыпочках скользнула к нему и застыла на месте.Пижон-футболист, в нормальном состоянии выглядевший просто лучезарно, теперьпоходил на ожившего покойника, хотя все равно оставался привлекательным. Ну зачто, спрашивается, кому-то дается все и сразу? Он и красавчик, и по воротам билбез промаха!..

Хотелось бы знать, с чего этот консервативный сноб такувлекся Луной с ее готскими замашками? Оттого, что она сама к нему клеилась? Впику мне? А может быть, мой враг детства и вправду встретил свою истиннуюлюбовь? Но самой большой загадкой оставалось то, с чего это так интересуетменя.

Я открыла сумочку, дрожащими пальцами извлекла зеркальцеРуби и подняла его под таким углом, чтобы поймать — или не поймать — отражениеТревора. Именно в этот миг он перевернулся задел его, и оно выпало у меня изруки. Я стала шарить по полу, разыскивая его.

— Что там такое? — послышался сиплый голос.

Я съежилась у его кровати и затаила дыхание, насколькомогла.

— Джаспер? Это ты?

Я приподняла край синего пухового одеяла с намерениемнырнуть под кровать, но вышел облом. Вместо пустого пространства там оказалсяздоровенный выдвижной ящик. Можно подумать, ему в шкафу места мало!

Деваться, однако, было некуда. Оставалось задействовать план«Б».

— Привет, Тревор, — сказала я, выпрямившись.

От неожиданности пижон-футболист противно ойкнул.

— Какого черта тебе здесь нужно? — выкрикнул он, придя всебя и сев на кровати.

— Да просто... — Я замешкалась, нащупывая зеркальце ипытаясь спрятать его обратно в сумочку.

— Как ты вошла?

— Меня впустила твоя няня, — прикололась я. — Честно говоря,меня не удивило, что она у тебя есть.

— Что ты делаешь в моей комнате? — спросил Тревор,приглаживая пальцами взъерошенные светлые волосы.

— Я услышала, что ты заболел.

— Ну и?..

— Решила узнать, не нужно ли тебе чего.

— Ты с катушек слетела?

— Я выполняю задание по охране здоровья. Тема такая —оказание помощи нуждающимся.

— Но я не нуждаюсь ни в какой помощи, особенно в твоей.

— Это уж, знаешь ли, мне судить. По-моему, прежде всего тынуждаешься в солнечном свете. Это ведь только мне по душе такой мрак.

Я подошла к окну и взялась за тяжелые, шторы.

— Стой!

Он прикрыл ладонью глаза, но это не помешало мне полностьюраздвинуть занавески.

— Проваливай отсюда, придурочная! — заорал Тревор, щурясь.

Я ожидала увидеть какую-нибудь реакцию. Он мог отпрянуть,мог и растаять, но не сделал ни того ни другого. Митчелл поднялся. Его бледноелицо пылало от злости.

— Мотай отсюда живо! — велел он. — Убирайся обратно в нору,где обитаешь. Хватит той заразы, которую ты уже занесла в мой дом.

Я выхватила из сумочки контейнер с чесноком и протянула ему.

— Это еще что?

— Чеснок. Он прочищает дыхательные пути. Почему бы тебе неподышать, — приговаривала я, подступая ближе.

— Да убери ты эту гадость!

Худо Тревору от моего чеснока не стало, не то чтоАлександру, когда тот из-за меня случайно вдохнул чесночный запах. Футболисттолько пуще разозлился.

— И не подумаю, — произнесла я тоном медсестры, заполняющейкарту больного. — Ты целовался с кем-нибудь в течение последних сорока восьмичасов?