Когда лодка причалила к суше, выражение лиц всех четверыхдостойно было бы пера господина Каляки-Маляки, который так лихо рисует карикатурки,помещаемые в газете «Нижегородский листок». Уж не ведаю, кто скрывается под симвеселеньким псевдонимом, однако пером и карандашом он владеет мастерски, сюжетывыбирает преуморительные. Уверена, что, глядючи на карикатуру, изображавшуювозвращение некоего товарища прокурора с его следственного опыта, весь городживотики надорвал бы, как любит говорить моя няня Павла.

Лодочник выглядел словно человек, воротившийся с того света,хотя он-то подвергался лишь условному риску. Оба городовых были – хоть выжми(один тонул, другой спасал, и то, и другое – дела мокрые!), лица имели синие игромко клацали зубами, ибо местность наша далека от южных широт, а август нынчене задался и теплом не балует. От этого непрерывного движения челюстейвверх-вниз постороннему наблюдателю могло почудиться, что пред ним находятсядва антропофага, принадлежащие к варварскому племени синеликих, которые мечтаютпообедать оказавшимся поблизости бледнолицым. Роль сего бледнолицего с успехомисполнял Смольников, который и прежде-то не сиял особенным румянцем, а послеслучившегося и вовсе как-то полинял. При этом он чаще обыкновенного снимал инадевал свой le chapeau а la Robespierre [5] и старался не смотреть в моюсторону. Нет, мы все-таки обменялись взглядом, всего лишь одним, но успели приэтом сказать друг другу очень многое! Мой взор был негодующим, а Смольникова –высокомерным.

«Сознаете ли вы, милостивый государь, – как бывыкрикнула я, – что несколько минут назад вы не только подверглинеоправданному риску человеческую жизнь, но и уничтожили ценнейшее вещественноедоказательство? А вдруг в этом сундуке еще сохранились какие-то следы, могущиепривести нас к разгадке преступления?»

«Успокойтесь, сударыня! – словно ответствовалСмольников. – Городовой находился на службе, а его служба, как и военная,сопряжена с постоянным риском. Что же касается утопления сундука, то едва ли внем могли сыскаться хоть какие-то следы после того, как он полсуток или более простоялпусть и на отмели, однако беспрестанно захлестываемый волной! Поэтому поумерьтеогонь ваших глаз, а то я решу, что вы ко мне неравнодушны!»

Я торопливо потупилась. Товарищ прокурора, безусловно, прав:и служба городовых предполагает ежеминутный риск, и доказательных следов вящике уже вряд ли возможно было сыскать, и я к нему очень даже неравнодушна.

Буду откровенна: в описываемые минуты я его просто-такиненавидела!

Конечно, Алена не успела нажать кнопку сигнала, и маршруткапроскочила остановку «Улица Адмирала Нахимова» на полном ходу.

– Погодите, остановите! – панически завопила Алена,пробираясь из глубины изрядно набитого «пазика». – Остановите, пожалуйста!

Маршрутка неслась вперед.

– Ну, теперь уж на «Пролетарской» выйдете давернетесь, – миролюбиво сказала какая-то необъятная тетка, настолькоплотно перекрывшая собой проход, что протиснуться мимо было совершенноневозможно. Именно из-за этих телес, сделавших бы честь чемпиону мира по борьбесумо, Алена и не успела добраться до двери вовремя. И она еще успокаивает ее,зараза!

С невероятной силой рванувшись, Алена выдернула себя иззакупоренного теткой прохода и ринулась вперед, к водителю:

– Остановите, ну очень вас прошу!

Шофер на нее даже не оглянулся. Так и пилить бы ей до«Пролетарской», а потом возвращаться, увиливая от машин и трамваев (отчего-топереходов под мостом было не предусмотрено), и в конце концов безнадежноопоздать на встречу со Светой, но, на счастье, светофор вспыхнул красным – и,кажется, что-то дрогнуло в мозолистом водительском сердце. Дверца неожиданнораспахнулась, растерявшаяся Алена на миг замешкалась, но тут же вылетела измаршрутки, словно пробка из бутылки, и по инерции понеслась вперед, негодующепыхтя.

С тех пор как Алена рассталась со своими пятнадцатью лишнимикилограммами, а главное, оказалась вынуждена постоянно сдерживать свой здоровыйаппетит, она с презрением и даже где-то с ненавистью относилась к толстухам,которые смирились со своими габаритами и умудряются извлекать из жизни максимумудовольствия, треская жиры, белки и углеводы в неограниченных количествах, сутра до вечера (и даже на ночь!). Шпикачки. Пельмени. Картофельное пюре икотлеты с подливой. Булочки с маком в шоколадной глазури. Эклеры и корзиночки.И обворожительные заварные пирожные с творогом, под детским и оттого еще болеевкусным названием «Юмбрики»…

Кошмар. Две секунды на языке, два часа в желудке и два годана талии. Женщины не ведают, что творят!

Кто это сказал, что неведение – благо? Какой молодец, а!Ведь так оно и есть.

Во всяком случае, своей высокомерной неприязни нашаписательница от толстух не скрывала и в качестве героини романа ни в коемслучае не избрала бы ни одну из них. Однако жизнь, которая, как известно, любитво все вносить свои коррективы, сделала это в очередной раз. Света Львова,докторша из «Скорой», бесценный и словоохотливый консультант, если и нетолстушка, то явно таскает на себе десятка полтора, а то и два лишнихкилограммов. Алена втихомолку мечтает, что когда-нибудь приведет свою новую подружкуза ручку на шейпинг, но это потом, когда выкачает из нее всю нужную информациюи вдоволь наездится с ней по вызовам. Ведь женщины – натуры еще болеенепредсказуемые и неописуемые, чем мужчины, и при общении с ними дорога в адвымощена благими намерениями еще прочнее! В ад разрыва дружбы, в ад зависти,переходящей порою в тайную или даже явную ненависть, в ад злобных сплетен,откровенной вражды, устройства мелких и крупных пакостей – ну и прочих радостейжизни, оценить которые способны только особи женского пола.

Сии особи, между прочим, тоже отличаются выдающимисяталантами в данной области, но об этом в обществе так же не принято говорить,как о том способе, каким ты уклоняешься от налогов.

Подстанцию «Скорой помощи» Ленинского района, где работалаСвета Львова, построили не просто там, куда Макар телят не гонял (весьЛенинский район, если на то пошло, находится именно в этом местечке), но изамаскировали в глубине дворов. Алене до сих пор было жутко вспоминать, какискала ее неделю назад, когда шла сюда впервые.

Тогда уже смеркалось. Около гаражей гуляла пьяная компания,возле облезлой панельной пятиэтажки кого-то били смертным боем, а из кустовдоносился кокетливый девичий визг и басистое сопенье:

– Ну Нинуль, ну давай, а то в штаны кончу!

Жизнь в Ленинском районе, короче, била ключом.