Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты не плачешь? – хрипло спросил он. – То есть… Извините. Вы не плачете? Я не сделал вам больно?
– Нет. – Она опустила руки и робко посмотрела на него. – Вам легче?
– С чего бы?
Это вышло грубо, и Клим заговорил извиняющимся тоном:
– Зина, я не маньяк, клянусь вам! Я никогда не набрасывался на женщин… Такое со мной впервые в жизни. Я просто с ума схожу…
Отведя взгляд, она тихо предупредила:
– Застегните брюки… А то еще забудете.
Когда он сделал это, Зина печально проговорила:
– Я помогла бы вам чем угодно, честное слово! А вы только этого и хотите…
– Да, только этого, – устало отозвался он. – Ладно, ничего, не маленький, справлюсь.
– Неужели другие женщины вам никогда не снились? Ведь это же у всех бывает!
Клим криво усмехнулся и сел напротив:
– Снились, конечно. Но это было не так… Я ведь вам не дорассказал. Это был будто и не сон. Этого не объяснишь… Может, это действительно сумасшествие, я сейчас ничего не понимаю! Но я уверен, что это все равно будет!
У нее вырвался нервный смешок:
– Сопротивление бесполезно?
– Ну да… Что-то вроде этого. Может, мне просто приоткрылось будущее?
– Просто? Ничего себе…
Зина замолчала и несколько секунд сидела, кусая губы и коротко поглядывая на него с недоверием. Потом виновато спросила:
– А мы были… счастливы в этом будущем?
– Счастливы. Многое еще было не решено, и многое нас… тревожило. Но мы все равно были счастливы.
– Может, вы просто сочиняете новую пьесу? – неуверенно предположила Зина. – Вам приснилась одна из сцен… Напишите ее, Клим! – она обрадовалась своей догадке и оживленно заговорила: – Правда, напишите, и вам станет легче! О нас с вами, об Иване, о наших детях… Обо всем, что может с нами произойти. Пусть это опять будут какие-нибудь аллегории. Аист… Ну и прочие. Ведь это замечательная идея! Тем более Иван и сам просил написать про аиста. Ему понравится эта роль, вот увидите!
– Смотря чем все закончится…
– Этого мы не знаем, – серьезно сказала Зина и с тревогой посмотрела на небо. – О, темень уже какая!
Почувствовав, что уже должен как-то ее защитить, Клим предложил оправдание:
– Скажем, что пошли посмотреть лог, а я оступился, упал сюда и расшиб колено. Не станет же он снимать с меня штаны, чтобы проверить!
Зина строго предупредила:
– Вы втягиваете меня в какой-то заговор против собственного мужа. Мне это не нравится, так и знайте. Может, для артистки это и странно… Может, у других все не так, но я никогда его не обманывала.
– Ну хорошо, скажите правду, – покорно согласился Клим. – Вашей вины все равно никакой нет, а я переживу, если он даст мне по шее.
Нахмурившись, она с неудовольствием напомнила:
– Как же, есть вина! Я ведь позволила вам поцеловать меня.
– Это можно и упустить…
– Уже получится ложь. Вы же сами – честный человек! Я слышала ваш разговор с Иваном.
Подав ей руку, Клим удивленно заметил:
– Так ведь это совсем другое! А по мелочам я тоже умею мухлевать.
– А для меня это не мелочь! – рассердилась Зина. – Неужели не понимаете?
Он поспешно согласился:
– Понимаю. Боюсь, что тогда я даже не знаю, как быть. Будем надеяться, что он до сих пор выясняет дальнейшую судьбу вашего театра.
– Хорошо вам смеяться, – проворчала Зина, уже без его помощи взбираясь по склону. – Ваша жена сидит дома и ничего этого не видит.
Остановившись, он проследил за ней и сдержанно проговорил:
– Знаете, я предпочел бы, чтоб она тоже была здесь. Такая же здоровая и веселая, как ваш муж… Тогда это не было бы для меня так мучительно.
Зина обернулась и протянула ему руку. Приняв ее поддержку, он добрался до верха, и там она сказала:
– Извините, Клим. Мой муж прав: я действительно редкая дура.
– Редкая, – подтвердил он. – Только не дура. Дура такого никогда не скажет.
– Простите меня. За все… это…
Клим быстро предупредил:
– Только не за поцелуй! Пожалуйста, не извиняйтесь за него. Тогда я хоть смогу тешить себя тем, что об этом вы не жалеете.
Посмотрев на него исподлобья, она без улыбки призналась:
– А я действительно о нем не жалею… Нет, Клим! Не смотрите так!
– Зина…
– Да-да, я все знаю! Если б я не была такой… Наверное, все могло бы получиться…
– Я не полюбил бы вас, если б вы не были такой, – тихо сказал Клим.
Она с отчаянием воскликнула:
– О господи! Ну как вы можете говорить, что любите меня? Мы же второй день знакомы!
– А вы никогда не играли Джульетту? – спросил он, рассудив, что такой аргумент может оказаться для актрисы самым веским.
– Нет, – ответила Зина с сожалением. – Ивану эта пьеса всегда казалась слишком затасканной. А сейчас уже и поздно…
– На сцене, может, и поздно…
Легко рассмеявшись, она безо всякого кокетства сказала:
– Да у меня дочь Джульетту переросла! Ей уже пятнадцать. Так что… Пойдемте, Клим. Мы с вами уже совсем обнаглели.
Чтобы дать ей возможность прийти в себя перед возвращением, он заговорил о другом:
– Вам страшно ночью в лесу?
– Ну… Да, немножко. А вам нет?
– Нет. Я ведь в деревне вырос. Мы в детстве в ночное ходили.
– Как у Тургенева? – у нее снова весело заблестели глаза, и Клим с облегчением улыбнулся.
– Это, скорее, у него, как у нас. Мне нравилось! Да и так мы ночами по лесу шастали… Нечистую силу искали. Очень храбрые были!
Зина качнула головой:
– Я своего сына не пустила бы.
– Конечно! Меня тоже никто не отпускал. Я через окно удирал.
Внезапно остановившись, она осмотрела его с интересом:
– А вы шальной человек, Клим!
– Шальной?
– Да! С виду такой спокойный… А смотрите-ка, и на кастрюлях рок играли, и по ночам по лесу бегали… Теперь я не удивляюсь, что вы меня так схапали!
Он радостно засмеялся:
– Что я сделал?
– Схапал! Да, сударь, с вами, оказывается, нужно поаккуратней…
– Куда уж аккуратней, – вздохнул Клим.
– Да есть куда, сами знаете… Вон наши! Боюсь поверить, но, кажется, никто и не заметил, что нас нет.
На месте стола уже полыхал костер. В сумерках он казался неистовым, готовым пожрать все вокруг с яростным треском. Но никто его не боялся. Клим физически ощутил, как в нем просыпается врач, который не может спокойно смотреть, как люди прыгают через огонь.
– Они что, с ума посходили, пока нас не было?
– Лишнего выпили, – невозмутимо отозвалась Зина. – Это у нас частенько случается.
Она смотрела на огонь прищурившись, но Клим все равно разглядел,