Несколько раз случалось, что недолгий контакт с каким-нибудь ребенком неожиданно для обоих пускал корни настолько крепкие, что отрывались они друг от друга с болью. Когда появлялся кто-то из непутевых родителей или же представитель детского дома, куда направили ребенка, Клим обязательно выходил попрощаться и говорил какие-то обнадеживающие, бодрые слова, но каждый раз видел по детским глазам, что от него ждут вовсе не этого.

«Но что же делать?! – с отчаянием спрашивал он себя, прячась в кабинете. – Я ведь не могу оставлять их здесь!»

Однажды ему пришло в голову, как было бы здорово создать семейный детский дом и подарить хотя бы нескольким изголодавшимся по ласке детям то тепло, что копилось в нем много лет и по-настоящему так и не было востребовано. Но Клим тут же вспомнил, что такая рискованная затея предполагает по крайней мере наличие здоровой семьи и организаторских способностей. Он с трудом организовывал быт даже для них с женой, а коммерческой жилки не имел и в зачаточном состоянии. О семье же и говорить не приходилось…

Но вот для того, чем Клим занимался сейчас, ничего этого и не требовалось. На этот раз он предложил тему для обсуждения, которая, казалось, не могла задеть ребят за живое – письмо мальчика, страдающего гидроцефальным синдромом сильной степени. Такие больные, как правило, оказываются пленниками замкнутого пространства своих квартир, потому что приступы разрывающей голову боли могут настичь их в любое время. Тогда помочь может только «Скорая», и нужно держаться поближе к телефону, чтобы успеть позвонить, пока сознание еще не помутилось. Клим знал: в их городе таких детей оперируют в раннем детстве, но для юноши, написавшего в редакцию, момент уже был упущен, и помочь ему было нечем. Но Клим надеялся с его помощью что-то сделать хотя бы для других детей. Правда, что именно – он и сам поначалу представлял довольно смутно.

Однако, едва он собрал ребят в своем маленьком кабинете и завел разговор, все довольно быстро прояснилось. Тема одиночества задевала здоровых детей не менее сильно, чем того больного мальчишку. Хотя сперва, как водится, каждый старался отмолчаться, и Клим, уставший от тяжелой похмельной ночи, оставил попытки расшевелить их и заговорил сам. Он обратился к старшему в группе, бритому, недобро ухмыляющемуся парню, велевшему называть себя Вороном. Клим подозревал, что это прозвище он присвоил буквально на пути сюда, ведь одноименная песенка звучала сейчас на каждом шагу. Но этого он не стал выяснять, полагая, что каждый человек вправе быть недовольным своим настоящим именем.

– Вот ты, Ворон, говоришь, что этот парень – хлюпик, раз жалуется в журнал. Кстати, заметь, своего имени он не называет. И города тоже… Значит, реальной помощи он не просит и не ждет. И не просит, чтобы его пожалели. На мой-то взгляд, он куда храбрее вас всех.

Как он и рассчитывал, улей возмущенно загудел, задетый за живое. Они проснулись и заорали что-то – каждый свое, – а Клим не прерывал их и не пытался установить порядок, отлично зная, что бурные вспышки не бывают длительными. Когда шум стих настолько, что стало возможным перекрыть его, Клим заговорил снова:

– У каждого из вас возникли в жизни трудности. У этого парня тоже. Правда, его проблемы с ним уже пятнадцать лет, но дело не в этом. Я не говорю, что ваши были менее болезненными. А у некоторых и более, чего уж скрывать, сами представляете.

– Как же, проблемы у него! Мамочка с папочкой в нем души не чают, сам вон пишет! Его так, поди, молотком в жизни по башке не били, – со злобной завистью заметил длинноносый Марик и так посмотрел на Клима, что со стороны могло показаться, будто как раз он и орудовал этим самым молотком.

Выдержав его взгляд, Клим холодно заметил:

– Его бьют изнутри еще похлеще, так что завидовать тут нечему… О чем я пытаюсь вам сказать? Что этот парень живет со своей бедой уже пятнадцать лет и не пытается от нее убежать. А вы удрали от своих неприятностей. Вот почему я назвал его более храбрым.

Та самая Света, что в детстве носила беленькую пачку, а сейчас сидела, беззастенчиво расставив голые острые колени, угрюмо спросила:

– А ему-то куда бежать? У него ж приступы через час… От них разве убежишь?

– Всегда есть куда убежать, – заверил Клим, отдавая себе отчет, что врач не должен даже разговора об этом заводить. – Например, пойти в ванную и вскрыть вены.

Кто-то хмыкнул, но остальные испуганно затихли, словно Клим мог заставить их сделать это прямо сейчас. Выждав минутку, чтоб они хорошенько прочувствовали пробежавший по спине холодок, Клим внимательно посмотрел в те глаза, что не спрятались, и серьезно сказал:

– Возможность ухода всегда остается. Но, видимо, в этом мальчике достаточно мужества, чтобы не поддаться соблазну такого трусливого ухода. По его письму я вижу, что он приготовился пройти свой путь до конца. Испытать все, что пошлет ему Бог.

– Бог?! – немедленно откликнулся Ворон. – Он только и умеет испытания посылать! А когда окурки об тебя тушат, Он в жизни не поможет…

– Мы не вправе обсуждать Его решения, – напомнил Клим, но это никого не убедило.

– Почему это? – хрипло спросила девочка с вытянутым плоским лицом. Про себя Клим называл ее «Дыней», а имя каждый раз выпадало из его памяти.

Поглядывая на нее, но обращаясь сразу ко всем, он ответил, стараясь не прозвучать чересчур назидательно:

– Да просто потому, что мы стоим на разных ступенях развития. Нам не понять Его замыслов, каким бы коэффициентом интеллекта каждый из нас ни обладал. Как не понять логику кукушки или цель мушиного полета. У них тоже другой интеллект, другой уровень.

Продолжая ухмыляться, Ворон небрежно спросил:

– Так мы для Бога вроде мух?

– Вполне возможно, – невозмутимо отозвался Клим и не спеша обвел взглядом все лица. – Интересно знать, а вы кем себя возомнили?

Он сознательно швырнул очередной камень, и круги не замедлили появиться. Сдерживая улыбку, отчего над уголками губ у него проступали маленькие ямки, Клим наблюдал за детьми, которые пытались криком доказать свою человеческую значимость. Они так расшумелись, что Клим едва услышал скрип двери. Вошедшие сразу сели позади него, но он не повернулся и заговорил не с ними, а с остальными, чтобы дать новичкам время освоиться.

– Как поступает муха, когда чует опасность? Улетает, – продолжая провоцировать ребят, сказал Клим. – А вы что сделали? Любой из вас?

– Да вы бы хоть знали! – вскочив, шепеляво проговорил Юра Смирнов.

Клим