– А мама? – вновь спросила Эллия, когда Лилиаль, спрятав лицо в ладонях, затихла. – Что стало с мамой?

– Спустя два года из достоверных источников я узнала, что Лиэнлиаль умерла, – эльфийка отняла руки от лица, открывая залитые слезами щеки. – Я знаю, только тоска по тебе и жестокость Сарринала могли привести к ее смерти. Подожди, – женщина торопливо поднялась и подошла к стоящему в углу секретеру. Покопавшись в ящике, она что-то вынула из его глубины и вернулась к Эле. – Это принадлежало твоей матери, – на протянутой ладони лежал изящный медальон. Причудливое плетение тонкой золотой проволоки оттеняло овальный изумруд, заключая его в изящную оправу. Лилиаль осторожно нажала, и камень сдвинулся в сторону, открывая прекрасный портрет юной девушки с серебряными локонами, обрамляющими лицо неземной красоты.

– Мама, – прошептала Эля, неотрывно глядя на чудесную миниатюру. Что-то незнакомое сдавило грудь девушки, мешая дышать, превращая каждый глоток воздуха в мучительное испытание. Судорожный всхлип, рождаясь где-то в горле, вырвался наружу, разрывая нависшую тишину. Неимоверным усилием воли закрыв изображение, Эллия сжала медальон в руке и подняла блестящие от слез глаза на застывшую рядом Лилиаль: – Спасибо…

– Спасибо, – Эля, пытаясь справиться с бушующим внутри ураганом, крепко сжала медальон, – всю жизнь я гадала, кто я, откуда, кто мои родители и почему они меня оставили.

– Теперь ты знаешь, – покачала головой Лилиаль. – Но разве это знание принесло тебе облегчение?

– Я искала не облегчения, а ответов. И я их получила, – Эллия решительно встала. – Мне нужно побыть одной.

– Эля… – Эйраниэль с тревогой приподнялся со стула, готовый последовать за любимой, но девушка, протестующе вскинув руку, остановила его порыв.

– Нет, Эран… Не сейчас. Мне нужно подумать. Прости, – не взглянув больше в сторону молча провожающих ее взглядами друзей, она стремительно выбежала из гостиной и бросилась прочь из дома.

Эля бежала все дальше в лес, не разбирая дороги. Легкие мучительно горели от недостатка воздуха, по раскрасневшимся от быстрого бега щекам катились долго сдерживаемые слезы, а в сердце полыхала такая ненависть, что ее не мог заглушить даже ледяной огонь магического амулета. В конце концов уставшие ноги девушки подогнулись, и, упав на пахнущий грибами пружинистый мох, Эля отчаянно зарыдала. Нет… скорее, то, что вырывалось из сведенного судорогой горла, напоминало тоскливый волчий вой, заглушивший все прочие звуки вокруг и вспугнувший притаившегося под поваленным деревом зайца. Скрюченные пальцы в безумной смеси ярости и боли скребли по земле, вырывая с корнем редкую траву, обдирали мшистые проплешины и оставляли в почве глубокие борозды, напоминающие раны от когтей псевдорыси.

Отчаянно вцепившись в подвернувшийся под руки выпирающий из земли корень, Эля подняла лицо к вечереющему небу, и бушевавшая внутри девушки буря вырвалась наружу долгим, раздирающим душу криком.

Обессиленная слезами, Эллия откинулась на спину, раскинув руки в стороны, плотно прижимаясь к земле всем телом, словно пытаясь слиться с ней, и, безучастно глядя на проплывающие по лазурно-голубому небосводу облака, провалилась в черный колодец безвременья.

Секунды медленно превращались в минуты, минуты – в часы, а Эля все так же лежала на земле, краем притупленного горем сознания отсчитывая появляющиеся в вышине звезды. Острое жало ярости постепенно растворилось, побежденное выжигающим душу холодом ненавистного сейчас амулета, но ненависть… ненависть никуда не исчезла, затаившись свернувшейся в клубок ядовитой змеей.

Медленно поднявшись с земли, с трудом разминая одеревеневшие от долгой неподвижности мышцы, девушка оглянулась на разоренное, отдаленно напоминающее поле боя место и побрела прочь… туда, где ее терпеливо ждали обеспокоенные долгим отсутствием друзья…

– Я все решила, – возникнув в дверях гостиной, Эля остановилась, обводя бесстрастным взглядом обернувшихся на ее голос друзей и опустошенную рассказом Лилиаль. – Я поеду в Юоргхельм.

– Нет! – выпрямилась на стуле эльфийка, потрясенно глядя на девушку. – Это же самоубийство! Демоны с первого взгляда распознают в тебе эльфийскую кровь и убьют, не задумываясь ни на минуту! Глупый ребенок, я не пущу тебя!

– Я давно уже не ребенок, – вздернув подбородок, резко осадила ее Эллия, – а ты потеряла право указывать мне, бросив в человеческих землях!

– Эля! – окликнул ее Орандо, никогда не видевший девушку такой… грубой. Отшатнувшись, Лилиаль открыла было рот, чтобы ответить на гневную реплику Эллии, но в следующее мгновение поникла, словно сломанный цветок, и, крепко обхватив себя за плечи, застыла, невидяще глядя в окно. – Ты не права и вскоре пожалеешь о своих словах.

Гордо выпрямив спину и нахмурив брови, девушка, не мигая, уставилась в синие, подернутые сердитой дымкой глаза друга, но, не выдержав, спустя несколько секунд виновато отвела взгляд.

– Лилиаль… – наконец подавив несвоевременную гордость, девушка неохотно окликнула оглушенную грубой правдой женщину, – прости, я не имею права тебя осуждать. Неизвестно, как поступила бы я на твоем месте. Но я должна! Неужели вы не понимаете? – Она обвела друзей отчаянным взглядом и остановила его на Эране: – Ты тоже думаешь, что я сошла с ума? А как же Меленталь? Разве ты не хочешь вернуть его своему народу?

Легко поднявшись на ноги, Эйраниэль подошел к девушке и, ласково коснувшись холодной щеки, грустно улыбнулся:

– Ты же знаешь, я пойду за тобой, несмотря ни на что. Но Лилиаль права… Соваться к демонам, не имея никакого плана и элементарной защиты, – самоубийство. Да, война окончена, между нашими народами хрупкое перемирие, но в своих землях юоргхельмцы могут безнаказанно поступать так, как им заблагорассудится.

– Я могу хотя бы попытаться! – не желая мириться с горькой действительностью, воскликнула Эля. Казалось, после тяжелого рассказа о родителях девушка напрочь потеряла здравый смысл, не слыша доводов рассудка и слов испуганных ее решимостью друзей.

– Нужно ехать в Эльминатиэль, – тихо сказал Орандо, с грустью глядя на свою любимицу. – Не может быть, чтобы эльфы не придумали защиту от демонической магии. У тебя осталось чуть больше месяца, не надо превращать это время в часы.

– Что значит – чуть больше месяца?! – тут же забыв о невольной обиде, стремительно обернулась Лилиаль.

– Я расскажу тебе, только чуть позже, – поколебавшись мгновение, ответила Эллия, – и я действительно была не права, прости. Не знаю, что на меня нашло.

– Оставь, малышка, – с усилием поднявшись на дрожащие ноги, эльфийка подошла к девушке и, обхватив узкими ладонями ее лицо, потянулась и поцеловала в лоб. – Я понимаю твои чувства, ведь долгое время испытывала то же самое. Сейчас, когда я вижу дитя своей любимой Лиэнлиаль, так трудно вновь потерять тебя. Мне никогда не загладить своей вины перед тобой, но я не могла поступить по-другому. Твоя жизнь стоила дороже моих слез.