Хозяин болота надавил на щеки обреченного, вынуждая открыть рот, и сунул цветок в глотку. Кузнец закашлялся. Молодое здоровое тело почуяло неладное прежде, чем сам парень, попыталось извергнуть отраву, но чужак закрыл ему рот.

Бран кусался, но понимал: силы покидают его. Меж пальцев держащего его чужака сочилась розовеющая слюна. Она становилась все гуще… Когда кузнец уже не мог пошевелиться, Аир отпустил его. Изо рта у Брана густой струйкой стекала темная кровь. Последним, что услышал умирающий, был удовлетворенный шепот:

– Тень победила…

* * *

У Ени имелся один дар, за который она, случалось, корила богов. Некрасивую, неприметную, ее редко замечали. Не то люди намеренно отводили взгляды, чтобы не обижать нескладеху сквозящим в них сочувствием, не то и правда имелось в этом нечто колдовское. Но сегодня Еня благодарила высшие силы за эту способность.

Вышло, что она доверилась единственному человеку, который не величал ее страховидлом. Он не сторонился ее, не обижал. Был добр, не гнал из кузницы, когда она приходила понаблюдать за работой, не брезговал угощением.

Это случилось весной, когда только-только пошли в цвет яблони. Когда солнце село, она, по обыкновению, прошмыгнула мимо родичей, собрала корзинку с поздней вечерей и прокралась к Брану. Виделись они все больше тайно, чтобы Прина не заругала. Еня в голову взять не могла, отчего та защищает сына, ведь, если уж по правде, посиделки в неурочный час только девке в укор, с парня-то взять нечего. Однако же она не перечила. Условно стукнула в стенку и, дождавшись ответа, юркнула в кузницу.

Он стоял там, опуская тяжелый молот на наковальню. Голый по пояс, измазанный сажей и мокрый от пота. Под красноватой от огня кожей бугрились набухшие мышцы, ребра раздувались, как мехи. Большой… и сильный. За таким – что за каменной стеной! Еня глядела завороженно на плоский живот, на плотно обтянутые штанами ноги.

– Что стоишь? – Отложив молот, кузнец подбоченился. – Заходи! – И, ловко сцапав ее за пояс, привлек к себе.

Корзинка выпала из ослабевших рук, Еня охнула, объятая жаром – не то от печи, не то от близости мужского тела. А он только хохотнул и поцеловал.

Положенный на печь кусок льда и то так не растаял бы, как нескладеха в объятиях. Она ослабела и слова вымолвить не могла. Только горячие счастливые слезы текли по щекам, когда кузнец разворачивал ее к себе спиной и клал животом на лавку, когда сноровисто задирал юбку и сжимал пятерней бедра. Опосля, когда никто не видел, Еня с нежностью обводила пальцами каждый синячок, оставленный любимыми руками…

Закончив, он шлепнул ее по ягодице и усмехнулся:

– Завтра еще приходи.

И Еня приходила! Раз за разом, с замирающим сердцем! Бран клялся, что не встречал девки краше, чем Еня. Душою краше, конечно же, не ликом. Иначе она решила бы, что кузнец издевается. И она платила ему за то всем, чем могла: женской болью и покорностью, жалким писком, когда он тискал там, где не дозволено.

Еня соврала старосте. Кузнец не брал ее силой, как Иву. Она была с ним по доброй воле. Бран обещал прислать к ней сватов… А она обещалась ему вся. Целиком. Да не просто обещалась, а однажды подгадала день и пришла тогда, когда боги всего скорее могли благословить их любовь сыном.

Случилось! В груди сладко заныло, когда однажды утром Еня обнаружила, что кот оставил у нее на подушке мышь, – добрый знак! Девка бросилась на кухню проверять. Как была: в рубахе, простоволосая, неумытая… Поскорее растопила печь, замесила тесто, едва дождалась, пока то хоть малость поднимется, и поставила хлеб. Счастье! Хлеб вышел с ровненькой трещиной на румяной корочке – к сыну!

Она укутала печево белым полотенцем и бросилась к дому Брана.

– Чего надобно?

Навстречу вышла Прина. Говорила она тихо, чтобы не разбудить припозднившегося вчера сына. Ну и пусть солнце уже высоко! Мальчик утомился, может и отдохнуть. Прина окинула нескладеху брезгливым взглядом и не стала ее впускать, сама вышла, тихонько притворив дверь.

Со страху Еня позабыла заготовленные слова. Она, конечно, к Брану спешила, ну да Прина даже лучше. Кому, как не бабе, понять ее радость! Дрожащими руками Еня развернула полотенце…

– Нагуляла?

Вместо того чтобы погладить по волосам невестушку, вынашивающую внука, Прина торопливо накинула на хлеб край полотенца, пока никто не подсмотрел.

– Я…

– Ну и дура! – отрезала женщина.

– Да нет же… Я… Бран… Дите у нас будет!

– Не у вас, а у тебя. Откуда бы нам знать, с кем ты миловалась, путанка эдакая!

Еня и вымолвить ничего не смогла. Так и разрыдалась, и перечить не стала, когда Прина вытолкала ее со двора. С тех пор кузнеца словно подменили. Он не глядел на нее, не обнимал, когда никто не видит. Когда же она приходила к нему сама, гнал из кузницы. И однажды Еня перестала приходить. Приходить перестала, а забыть не забыла.

Раз или два она дожидалась у дома Прины. Всякий уразумеет, кто надоумил Брана, кто напел, что сын не его! Сначала женщина гнала ее тряпками, а в последний раз, смягчившись, вынесла маленькую глиняную бутылочку.

– Скинь, дура! С пузом станешь ходить, позора не оберешься! – только и сказала она.

Так Еня и осталась. С бутылочкой, стыдом да никому не нужным дитем во чреве. Прина проследила из окна, как девка, опустив голову, бредет в сторону яблоневого сада, и подумала, что Брана надо поскорее женить. Хоть на той тощей девке, с которой он в последние недели тетешкается. Не ровен час, нескладеха пойдет к старосте, а Нор мужик простой, велит жениться и взять дите себе, чье бы оно ни было. А даже если и Браново! Зачем им в роду уродец? Нет, всем будет лучше, если Еня скинет плод…

Ее нашла в саду Сала. С кровью между ног, зареванную, с расцарапанными от горя щеками. Еня лепетала что-то про Брана, и Сала не стала тревожить свежие раны. И без того ясно, что сделал с девкой кузнец. Она привела Еню к себе, помогла обмыться и переодеться. А позже возблагодарила богов за то, что, когда Бран и ей предлагал прогуляться, отказала, устрашившись гнева батюшки…

Сумела бы Еня со временем простить кузнеца? Возможно. Будь он от нее подальше, не напоминай о пережитом. Поэтому она как никто радела за то, чтобы Брана погнали из Клюквинок. Когда же мать попыталась обмануть старосту, а после и договориться, чтобы сынка простили, нескладеха обнаружила