то не с тобой, а с кем-то сильным и смелым, кто обязательно со всем справится.

Аир пах сыростью, но к этому запаху вдруг примешался иной. Он незаметно переплелся с терпким дымом и сладкой медовухой, с отсыревшей шерстью и примятой травой. Неуловимый пока что, но такой родной, будто Ива уже много лет его чуяла, да все никак не могла распознать. Губы коснулись ее шеи. Не поцелуй пока, лишь обещание… или вопрос.

– Станцуешь… со мной?

Девушка замерла – губы не исчезали, все так же прижимались к коже. Бежать? Кричать? Или задержать дыхание в надежде, что прикосновение перерастет во что-то большее? Она едва заметно кивнула. Они поднялись одновременно. Кажется, Ива и усилий к тому не приложила, лишь ответно обняла жениха, а он совершил одно движение на двоих.

– Только не здесь… Не перед ними, – попросил Хозяин.

– Почему?

– Они не поймут.

Ступни словно пустили корни. Стой на месте, не ходи! Однажды она уже покинула ореол света от костра с тем, кому доверяла… Но то был другой мужчина. И Ива тоже была другой. Не ведавшей, чего ожидать от того, кто мстится близким. Знать же… и того хуже. Вздрагивать от каждого оклика и прятать взгляд, напрягать тело так, будто вот-вот придется бежать.

– Не пойду.

Вот сейчас вскинет животом на плечо и спрашивать не станет!

– Думаешь, обижу? – прищурился Аир. – Боишься?

Ива и бровью не повела.

– Да, боюсь, – честно ответила она. – Будь ты человеком, тоже боялась бы. Но ты еще и не человек. Я потанцую с тобой, Аир. Но только здесь.

Рассмеется, обвинит в трусости. Иначе и быть не может!

Хозяин болота поджал узкие губы, нахмурился, и…

– Будь по-твоему.

Танцевать он умел. Да не просто танцевать, а вести так, будто плывешь, невесомой становишься. Куда повернет, как кинет на руку – не угадаешь. Но и противиться невмоготу! А и надо ли?

Он кружил и кружил ее, легко уворачиваясь от других парочек, норовящих шутливо столкнуться. И в конце концов Ива доверилась. Прикрыла глаза, не пытаясь предвидеть, куда заведет ее танец, обняла милого за шею, откинула голову… Кусай, целуй – что хочешь делай!

Но Хозяин болота, страшный Господин топей, и думать не думал обижать ее! Зеленые пряди гладили шею, губы разомкнулись, хватая воздух, дыхание стало чаще, а грудь Ивы вздымалась, то и дело касаясь новехонькой вышитой рубахи жениха. Такая хрупкая и гибкая, точно молодое деревце! Неужто сломаешь гладкие ветви, пустишь сок по тонкой коре?

Нет! Деревце надобно защищать, оберегать от урагана да всякого дурачья, которому лишь бы силушку молодецкую показать! Спрятать там, где никто не польстится переломить ствол. И перебирать зеленые листья, клонящиеся к воде, ласкать зыбкую тень…

Девушка прижималась к жениху, а он все думал, как бы теснее обнять ее. Как обхватить, чтобы ощутить каждый изгиб тела под сарафаном? Как очертить спрятанный одеждой силуэт, чтобы не напугать? Идолы Света и Тени следили за ними, усмехаясь. Они-то ведали то, чего покамест не разумели ни люди, ни нечисть. Но делиться знанием не спешили.

Аир запустил пальцы ей в волосы, едва не застонав от удовольствия. Мягкие и пушистые, ровно котенок! Теплые… Среди водяниц теплых не было. Они сами мечтали согреться, но от болотного царя милости не получали. «Не отдам! Моя! Моя будешь!» – пронеслось в голове.

Снова почудилось: не веселящиеся клюквинчане вокруг, а враги, готовые отобрать у него самое дорогое, вырвать, как только понадеешься на счастье! Пальцы сами собой сжались в кулак, натягивая изумрудные пряди… Испугается? Но Ива лишь распахнула рот и жарко выдохнула. Кто бы здесь устоял?!

Он прильнул к ее рту, вбирая жар, как целительный напиток. Сильнее сдавил пальцами затылок: не смей отворачиваться! Ива сбилась с шага, дернулась… Но он ухватил ее что было мочи: не пущу! Моя! Моя! Она забилась. Пичужка, попавшая в силки. Хозяина топей ровно водой окатили: неужто он, как тот кузнец, станет кого-то принуждать? Неужто так низко пал?

Он ослабил объятия, но, вместо того чтобы отскочить, девушка вдруг сама к нему прильнула. Оплела тонкими руками шею, привстала на цыпочки, прижалась так тесно, что он всем телом ощутил ее: от горячей груди до того средоточия, которое манит любого мужчину, каким бы разумным и благородным он ни был. А Аир не мстил себя ни тем, ни этим даже при жизни… Смерть и вовсе отняла у него последний рассудок.

Он приподнял ее над землей, готовый утащить на край света. Губы бестолково порхали по лицу, по шее, по плечам… Она дрожала. От страха ли, от холода? Сумеет ли тот, кто сам давно остыл в трясине, согреть напуганную девушку? Пропал костер. Чужой смех пропал, запахи и люди. Никого не было в целом мире, только она и ее дыхание. Но прежде чем, окончательно обезумев, Аир унес ее от огня, она спросила то, о чем спрашивать не следовало. Ива открыла глаза, заглянула в зеленые пламена:

– Ты меня целуешь или… ее? Ту, кого до сих пор не забыл?

И все разом вернулось. Гости, праздник, костер, пьяное пение, роса, леденящая ступни… Аир ответил бы, сказал бы правду. Да вот беда: он и сам не знал.

– Я видела тебя в реке… Ты искал ее, спрашивал…

Хозяин болота отпустил ее и отступил в темноту. Подхватил сапоги и быстро зашагал прочь. Когда отошел достаточно далеко, чтобы Ива не могла услышать, горько проговорил:

– Ты и правда на нее похожа…

…Но Ива услышала.

* * *

Стоило Аиру уйти, как и для Ивы праздник закончился. Не веселили песни, не грел костер, и ароматы угощения не будоражили желудок. Она плотнее запахнула платок и отправилась домой.

В избе до сих пор горел светец, хотя в деревне почти все старшие уже улеглись спать, уступив Клюквинки молодежи. Но мать и отец, раз допустившие обиду для дочери, теперь винились при каждом случае и, не встретив ее, глаз сомкнуть не могли.

Едва девушка приоткрыла дверь, как они неуклюже притворились, будто не ее ждут, а просто припозднились. Лелея подхватила вышивание, забыв про иголку, а Креп принялся править щербинки на ложке. Почему-то ногтем.

– Повеселилась ли, серденько? – заквохтала мать.

Креп тоже глянул исподлобья, пряча беспокойство за насупленными бровями:

– Не навредил никто?

– Никто, – улыбнулась Ива. Хотела уж притворить дверь, как вдруг в малиновых кустах что-то зашебуршало. Домовик? Секретом поделиться хочет? – Я маленько на крылечке посижу, и спать, – пообещала она и вышла во двор.

Месяц зевал в небе, натягивая по самые уши облачное одеяло. Света он