Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А у этой смертный тут неплохой доход…
— Хозяйка! Я знаю, что подвёл тебя, и что скрывался от тебя так долго, — начинает причитать Циньнян, — но я, наконец, нашёл тот алмаз, что сможет покрыть мой долг перед братством и смягчить твоё сердце! Взгляни на эту девушку! Разве не стоит её лицо моей жизни?
— Привёл деревенскую девчонку и решил, что искупил долг кровью? — бросает ему дама, смерив меня цепким взглядом.
— Смилуйся, хозяйка! Её лицо бесценно! Где ты ещё найдёшь другую такую? А если и того не хватит, прими те дары, что я принёс тебе, — раскрывая перед той мой мешок, лебезит торгаш.
Молча наблюдаю за этим представлением.
Вообще никак не комментирую.
Но стоит Циньняну взглянуть на меня, как его лицо бледнеет…
— Пара побрякушек и безграмотная девка со смазливым личиком, — резюмирует хозяйка борделя… и очевидно — какого-то тайного братства, собирающего кровавые долги, — твоё прозвище — явное преувеличение! Никакой ты не «Ловкач». Убожество, севшее нам на плечи. Уйди с глаз долой!
— Мой долг… он теперь уплачен?.. — сгибаясь в поклонах едва не до пола, пятится тот к выходу.
— Ты всё ещё здесь? — сверкнув взглядом, хозяйка дожидается, когда Циньнян скроется за дверью, и разворачивается ко мне, — Твоё лицо даровано нам небесами. Твоя жизнь будет счастливой и наполненной богатством и роскошью, — словно мантру, повторяет она слова того падшего человека.
— Что это за место? — спокойно спрашиваю.
— Лучший бордель столицы, — разворачиваясь спиной и начиная идти вперёд, отвечает женщина, — а ты… — обернувшись на меня, произносит, — станешь самой яркой звездой на местном небосводе. Как тебя зовут? — отворачиваясь и поднимаясь по лестнице, бросает мне она.
— Айю, — отвечаю ровно.
Женщина мгновенно останавливается и всматривается в мои глаза.
— Ты очень умна, — наконец, выносит вердикт и идёт к одной из дверей широкого коридора, — эта комната будет твоей. Здесь ты будешь есть, спать, обучаться и впоследствии — принимать гостей, — она открывает дверь и пропускает меня внутрь роскошного будуара, — а теперь ответь мне, что ты знаешь о Великой Мученице?
— Вы хотите, чтобы я притворялась ей, принимая гостей вашего заведения? — проходя внутрь и оглядывая помещение, уточняю без какого-либо любопытства.
Просто по факту.
— Думаю, ты и так всё поняла, — отзывается хозяйка борделя, — ты не выглядишь ни глупой, ни напуганной.
— Кому я должна буду прислуживать? — продолжаю расспрос, как ни в чём не бывало, чем заметно изумляю властную женщину, пусть та и старалась скрыть свои чувства.
— Это тебе будут прислуживать. Тебе будут молиться. Кому в здравом уме придёт в голову осквернить тело той, что носит лицо Великой Мученицы? — спрашивает она холодным голосом.
Выходит, они оба не врали, говоря о моем безбедном будущем…
И всё-таки, я не была наивна.
— Мы обе прекрасно знаем, что человеческие фантазии порочны. И если сотня ваших посетителей будет вести себя пристойно, то найдётся сто первый гость, что захочет возлежать с Великой Мученицей, — протягиваю равнодушно.
— Я не стану врать. Наше заведение посещают люди, чьи желания я не всегда могу контролировать. Но за каждый такой визит ты будешь получать в десять раз больше. И, поверь, никто из них не осмелится нанести тебе увечье.
— Итак, меня будут насиловать, но бить не будут… Не боитесь разгневать небеса? — склонив голову, уточняю у хозяйки борделя.
Несколько секунд та молчит, а затем прищуривается и спрашивает негромко:
— Кто ты?
— Я уже говорила. Моё имя — Айю.
— Говори правду!
— Я — Высшая Богиня, — отвечаю честно, внимательно наблюдая за её взглядом.
— Я могу и наказать тебя! — предупреждает женщина, начиная гневаться.
— Лучше расскажите мне о Бездушном Императоре и Великой Мученице Айю, — предлагаю, мягко усаживаясь в удобное кресло, обитое бархатом.
— Наконец-то разумная мысль, — решив не терять при мне лицо, протягивает хозяйка борделя; затем усаживается напротив, — А ты не так глупа…
— Мне и впрямь интересно послушать, — растягиваю улыбку на губах.
— Тогда слушай и запоминай. Эту историю ты должна знать наизусть. В мире не было более странной пары, чем эти двое. Они встретились случайно: Великая Мученица едва не попала под копыта лошадей, запряженных в карету императора — когда тот проезжал по окраине захваченного им города… — начинает рассказ хозяйка борделя, а я скептично приподнимаю брови: чтобы я, да под копыта попала? Я же не пьяна была, в конце концов! Что за вздор? Но, ладно, послушаем — что дальше… — Когда карета резко затормозила, само небо едва не раскололось надвое от раската грома! То было знамение самой судьбы! Тогда Бездушный Император приказал привести ту, что осмелилась встать на его пути и помешать его путешествию… и с тех пор ни на секунду не отпускал её от себя! До самого вознесения Великой Мученицы во время восстания дикарей, они были неразлучны. И когда небо забрало душу возлюбленной императора, тот вскоре отправился за ней, не выдержав разлуки.
Какая же… сахарная история. Аж на языке сладость ощущаю.
— Вы говорите, что Айю была возлюбленной императора. Но при этом в народе его прозвали Бездушным, — решаю зацепиться хоть за что-то.
— Всё верно. Император считался одним из самых жестоких правителей древнего государства. При его правлении министры творили, что хотели, вынуждая простых людей выть от высоких налогов и прочих поборов, но Бездушному Императору не было до их нужд никакого дела. И лишь с появлением Великой Мученицы в нем начали просыпаться совесть и ответственность за свой народ. Говорят, Айю была дана правителю для искупления его грехов: они были вместе меньше года, но он сумел познать любовь и лишился самого дорогого раньше, чем почувствовал вкус счастья.
Так, в повествовании постепенно начинает появляться мораль. И всё же пока что это больше напоминает красивую легенду, нежели реальную историю.
— Почему Айю прозвали мученицей? — бросаю вопрос наугад.
— Ты из какой деревни, дитя? — не то хмурится, не то изумляется хозяйка борделя.
— Из самой глухой, — делюсь по секрету.
— Великая Мученица отказалась от всех земных благ, чтобы искупить грехи Бездушного Императора вместе с ним! Не знаю, любила ли она его — сейчас никто не ответит на этот вопрос… но с тех пор, как правитель приблизил её к себе, Айю отказалась от еды и воды, питаясь лишь солнечными лучами, отдавая всю себя молитвам и пытаясь вымолить прощение небес для своего жестокого похитителя.
А вот в это я поверить могу: моему телу здесь не нужна ни еда, ни вода. Мне даже спать необязательно. Так что это вовсе не аскеза — это просто данность. Зато эту самую "данность" простые смертные могли воспринять, как благословение небес.