Он оглянулся. Странная Компания в полном составе — одинШедарис отсутствовал — сгрудилась на берегу, восхищенно разглядывая«Принцессу».

— Ну, соколики, каков пароход? — молодецки подбоченившись,крикнул сверху Сварог. — Ведите лошадей! Адмирал командует отплытие!

— Отход, — громко поправила тетка Чари.

— Разговорчики, боцман! — крикнул Сварог весело.

Его веселость тут же передалась остальным. И СтраннаяКомпания с шутками-прибаутками стала подниматься на борт, будто и не былоизматывающего путешествия сквозь лесные чащи. Тут же стало ясно, что Бониотносится к плавсредству с недоверием. Трап, на его взгляд, слишком шаток,борта слишком низки, как бы не сверзиться в воду. А Паколет смущенно признался,что вообще не умеет плавать, и до последнего момента оттягивал переход своеготела в судоходное состояние — пока тетка Чари беззлобно не поддала под задколеном и не пообещала, что в случае кораблекрушения за волосы вытащит наберег. Сварогу не пришлось встревать с фамильными заклинаниями Гэйров —строевые кони повиновались без особых капризов. Хотя с берега за ними увязалсярой болотных мушек, норовящих забраться в глаза. Коней тщательно привязали кввинченным в планшир кольцам, мушек разогнали размахиванием тряпкой, и Сварограспорядился:

— Мара — к машине. Паколет шурует уголек. Вам тожепридется поработать лопатой, любезный граф, потому что Шедариса я поставлю к«флейте», а Бони к пулемету…

— Впервые сожалею об отсутствии военного опыта, —хмыкнул Леверлин. — Лопата так мало похожа на музыкальный инструмент.Может, мне кто и возразит, что древко лопаты подобно грифу, но я тут же спрошу:«А где струны? Как вы собираетесь извлечь музыку без струн?»

— Поэтам полезно изучить изнанку морскойромантики, — безжалостно сказал Сварог. — Насколько я помню, водворце у Грайне ты как-то растапливал камин, так что справишься. Общие принципыте же. Тетка Чари — к штурвалу. Я, как вы понимаете, командую, то есть срешительным видом стою на мостике.

— А я? — спросила Делия. Сварог подумал изаключил:

— Вы тоже стоите на мостике, но вид у вас не стольрешительный, потому что у вас нет офицерского чина, а я, как-никак, лейтенантлейб-гвардии… По местам. А я пока что займусь портняжным ремеслом.

Когда он закончил и поднялся на палубу, из трубы уже вилсядымок, на глазах густевший, ветерок сносил его на берег — поэт с прохвостомшуровали на совесть, да и уголек был отборный. Сварог склонился к надраенноймедной воронке и, надсаживаясь с непривычки, заорал в нее:

— Как дела?

В ответ донесся почти неузнаваемый голос Мары:

— Еще минут пятнадцать — и можем ехать.

Наверху, на берегу, раздался пронзительный свист, сделавшийбы честь Соловью-разбойнику. Кони вскинулись, прядая ушами. Сварог многозначительнопоказал Бони на пулемет, бросил тетке Чари: «Поторопите кочегаров, кто егознает…», сбежал по сходням, поднялся вверх по пологому откосу, пробежал уар-довпятьдесят меж редкими соснами, сминая жесткие стебли травы, и, жадно хватаяртом воздух, кинулся бегом на вершину довольно высокого и крутого холма, гдестоял Шедарис.

Капрал застыл статуей, прижимая к глазу подзорную трубу.Сварог привез ее с собой из-за облаков, и она, ничем не отличаясь с виду отизделий земных мастеров, была раз в десять сильнее любой харумской.

— Что там? — тронул Сварог за плечо напрягшегосякапрала.

Тот протянул трубу:

— Левее солнца, левее тех двух горушек, правеераспадка, у самого горизонта…

Сварог довольно долго водил трубой, пытаясь привязаться кперечисленным Шедарисом ориентирам. Поймал место. У самого горизонта четковыделялись на зеленой равнине синие крапинки. Они двигались, они поройотбрасывали мгновенные, ослепительные солнечные зайчики — так сверкает солнцена стволах мушкетов и отполированных рокантонах, так сияет только амуницияотборных гвардейских полков, начищенная со столь особым рвением и шиком, чтонесколько дней скачки по лесам и просекам не способны запудрить пылью лепыегвардейцам символы.

Сварог прикинул расстояние и махнул рукой, опустив трубу:

— Даже галопом до берега — не менее получаса. До нихлиг пятнадцать, и галопом они не смогут, кони наверняка устали…

— Не в том дело.

— А что тебе не нравится?

— Тебе не кажется, что они идут очень ужцелеустремленно? — спросил Шедарис, наедине всегда называвший Сварога на«ты». — Прямо по нашему следу, сдается…

— Собаки? — предположил Сварог без всякойуверенности. Понимал, что никакие не собаки, и от этого понимания самому ужезахотелось по-собачьи завыть.

— Хотелось бы думать… Только не похоже, командир. Что-тоне слышал я про собак, натасканных на следы подков. Которых к тому же ипонюхать не довелось.

— Действительно… — промямлил, почти не разжимаягуб, Сварог. А что еще оставалось сказать?

— Знал я на Сильване одного лейтенанта. У него длятаких случаев была дощечка, а на дощечке на гвоздике вертелся деревянныйбарашек. И эта бяшка всегда показывала лбом на беглецов, в ту сторону, откудакрадутся неприятельские разведчики, на близлежащее жилье… Ну, без заклинаний втаком деле не обойтись, конечно, что-то лейтенант знал…

— Он не с ними, случайно? — хмыкнул Сварог.

— Да нет, — серьезно сказал Шедарис. —Случилось одно жаркое во всех смыслах дельце, сгорели вместе с домом илейтенант, и барашек. Один касатик из нащих, уцелевших, там рылся потом, да гдеуж, все — в головешки… Может, таких барашков или иной пакости по свету многоразбросано?

— Может, — сказал Сварог с сердцем. — Хорошихвещей на свете всегда мало, а этакой дряни…

Он поднял трубу, на сей раз не в пример быстрее отыскавсиние крапинки. Они почти не увеличились и вряд ли шли галопом, но двигалисьстоль же целеустремленно. Сварогу поневоле вспомнился хелльстадскийглорх-болтун и собственные следы, тут же высвечивавшиеся в виде черныхаккуратных отпечатков.

— Ну, если они и в Хелльстаде не отцепятся… —начал он, спохватился и умолк.

— Ну что ты, командир, как истеричная дама, —усмехнулся Шедарис одним ртом. — Ясно же, что идти нам непременно черезХелльстад, все настроились, не боись…

— Пошли, — сказал Сварог и стал спускаться схолма.

Шедарис ничуть не удивился возникшему из воздуха пароходу —равнодушно, привычно протопал по сходням и надолго прилип к ракетной установке,поворачивая ее во все мыслимые положения, опуская и поднимая замки. И Сварогувспомнилась хелльстадская же аземана, играющая с брошенным ожерельем и никак неспособная оторваться от игрушки. И Сварог вынужден был себя одернуть — не кместу он начал всякую нежить вспоминать. Через Хелльстад, так через Хелльстад…