– С ума сошла, – замахала рукамибабка, – тут люди задами сталкиваются! Слушай, избавляйся от собаки иприходи. Ты мне понравилась, придержу угол.

– Как же мне собаки-то лишиться? –для поддержания разговора спросила я, натягивая сапоги.

– Эх, молодежь, – с укоризнойпротянула баба Клава, – всему учить надо. Возьми пса, отвези в другойрайон и привяжи у магазина. Его и отдадут на живодерню. Сама туда не сдавай,денег возьмут, а так какой спрос?

Понимая, что сейчас тресну «милую» бабулю позатылку, я выскочила на лестницу и побежала вверх. Встречаются же такие мерзкиелюди!

Зоя Андреевна оказалась полнойпротивоположностью бабе Клаве. Худенькая, в темном шерстяном платье, сволосами, аккуратно накрученными на бигуди. Комната, которую онапродемонстрировала, после «залы» с простынями показалась мне царским дворцом.Большая, квадратная, с удобной кроватью и вполне пристойной мягкой мебелью.Имелся даже телевизор.

– Если хотите, – тихим голосомпредложила хозяйка, – поставлю вам сюда холодильник, у меня их два. Авообще можно продукты на кухне держать, их никто не тронет.

Я улыбнулась, Зоя Андреевна совсем не похожана человека, который тайком станет отрезать куски от чужого батона колбасы.

– А кому до меня комнату сдавали?

Она покраснела:

– Никому, вы первая. Я с трудом решиласьна это. Кстати, кто вам подсказал мой адрес?

– Лифтерша посоветовала.

– Уже весь подъезд знает, – горьковздохнула Зоя Андреевна, – у нас тут только подумаешь о чем-то, а люди ужев курсе. Стыдно-то как, а что делать? На пенсию не прожить, все накопления,которые были, на мужа потратила, болел он сильно. Вы мне паспорт покажите.Вижу, правда, что вы приличный человек, но уж не обижайтесь.

– Какие тут обиды, – пробормотала я,глядя в окно. Там, словно океанский лайнер среди волн, высился дом СеменаКузьмича. – Значит, тут никто из посторонних не жил?

– Нет, – покачала головой ЗояАндреевна, – комната служила спальней моему покойному мужу, он последниетри года не вставал с кровати, парализованный лежал, но не бойтесь, умер ИванФилимонович в больнице. Так как? Согласны? Тут уже кое-кто приходили, да душа уменя к ним не лежала, а вы понравились.

– У вас просто замечательные условия, номне не подходит комната.

Зоя Андреевна поморгала блеклыми, усталымиглазами.

– Не понравилась? Белье постельное дам ивозьму недорого, жгите электричества сколько захотите, вот только… – оназамялась, но потом все же продолжила: – …насчет мужчин… Очень прошу, неоставляйте никого на ночь. Днем делайте что хотите, я к вам даже стучаться нестану.

– Увы, вынуждена отказаться.

– Курить можно, – быстро добавилахозяйка. – Иван Филимонович дымил, словно паровоз, я привыкла, даженравиться дым стал.

– Понимаете, у меня собака.

– Ну и что? Я люблю животных.

Я растерялась.

– Большая такая, бойцовой породы, на всехкидается.

Зоя Андреевна с явным разочарованиемпротянула:

– Ну тогда конечно. Может, посоветуете комумою комнатку? Вдруг подружка есть или родственница, ищут, где снять.

– Обязательно, – пообещала я.

– Вы уж не забудьте, – настаивалаЗоя Андреевна, – тяжело жить на пенсию.

Я вышла на лестницу, спустилась на этаж ниже исела на подоконник. Хитрая, жадная баба Клава и интеллигентная Зоя Андреевнасуществуют в разных социальных слоях, объединяет их одно: невозможность прожитьна подачку, которая называется пенсией. Очевидно, государство рассчитывает нато, что взрослые дети будут содержать стариков, потому как всем понятно – живятолько на пенсию, быстро протянешь ноги. Небось, имей баба Клава достаточносредств, сидела бы сейчас у телика, пила кофе, вязала носки, может, и к собакамбы относилась по-другому. А то в ее понимании животное – это лишний рот.

Ладно, жаль и бабу Клаву, и Зою Андреевну, номоя-то проблема совершенно не решена. Осталась одна Зина, может, она ужевернулась?

Я спустилась вниз и принялась вновь жать назвонок, но никто не спешил открывать. Делать нечего, придется уйти, но неуспела я сделать и шага, как раздался сначала скрип, а потом хриплый то лимужской, то ли женский голос:

– Тебе чево?

Я обернулась. На пороге, покачиваясь, стоялосущество неопределенного пола. Лицо у него было явно мужское: грубое,одутловатое, почти без глаз, вместо них под бровями виднелись две щелочки. Затотело принадлежало женщине: маленькое, тощее, с крохотными ручками. Мой вамсовет: если не можете определить пол собеседника, посмотрите на его обувь!

Я перевела глаза вниз: на правой ногебесполого существа была ковровая тапка, на левой – черный ботинок.

– Позовите Зину, – осторожнопопросила я.

– Ну!

– Это вы?

– Ну.

– Комнату сдаете?

– Ишь ты, – подбочениласьпьянчужка, – комнату ей подавай! В гостиницу ступай, в «Марриотт-отель»,там тебе номер дадут, у меня койки!

– Место есть?

Зина поскребла голову длинными серыми ногтями.

– Не помню, вроде было! А может, и нет!

– Давайте посмотрим, – предложила я.

– За показ – десятка, – обрадоваласьалкоголичка.

– За показ денег не берут, –усмехнулась я, входя в крохотную, загаженную донельзя прихожую.

– Ладно, – мигом согласиласьЗина, – твоя правда, давай пять рубликов всего.

Я вытащила из кошелька железную монетку исунула в ее желтую, узкую ладонь.

– Вот, – распахнула Зинадверь, – гляди.

Никаких веревок с простынями, символическиделивших довольно большую комнату на отсеки, тут не было. Железные панцирныекойки стояли впритык. Я давным-давно не видела кроватей, роль спинок у которыхиграют никелированные штыри, украшенные шариками. Зина в задумчивости глянулана койки и икнула. В воздухе повис отвратительный «аромат» перегара. Стараясьне дышать, я отодвинулась в сторону.

– Вот тут, – забормоталаЗина, – Сашка, у окна Танька, возле стены Юрка. Или он съехал? Тьфу, непомню.

– Сколько у вас сейчас жильцов?