– Нет. Только деревья и…

– Ради Бога, не говори мне про коров, – Элиот смеётся. – В общем, жди, я скоро буду, хорошо? Только не двигайся, стой на месте…

– Турбины!

– Что?

– Минут пять назад я прошла мимо ветряных турбин. Трёх. Здоровенные сучьи турбины, от меня, кажется… слева. Да, слева.

– Хорошо, стой где стоишь. Я постараюсь как можно быстрее. И убери телефон в сумку, а то намокнет.

За те двадцать минут, что я жду Элиота, мимо меня проезжает две машины. При виде его грузовика, мчащегося по узкой проселочной дороге, я рухнула бы на колени, если бы не было так мокро, а мои ноги бы так не дрожали. Он подъезжает, резко тормозит и наклоняется, чтобы открыть пассажирскую дверь. Я шлёпаюсь на сиденье. Теплый ветерок, пахнущий пылью, как старый электрический камин, который мама включала зимой, качает вентиляторы на приборной панели, а по радио мягко гудит песня Oasis. Я смотрю на Элиота. Он грустно взирает на меня глубокими карими глазами.

– Ну и что с тобой делать, Эмми Блю?

Я вяло пожимаю плечами.

– Пропустить через гладильный каток? – робко предлагаю я, мой голос – тихий и жалкий. Элиот смеётся, наклоняется и достаёт из спортивной сумки у моих ног два пушистых белых полотенца.

– Тоже неплохой вариант, – говорит он, разворачивает одно полотенце и делает мне знак наклониться поближе. Я подчиняюсь, и он оборачивает полотенцем мои плечи. – Вытирайся как можно лучше.

Я молча киваю, он молча едет. Минут десять никто из нас не говорит ни слова. Элиот возится с обогревателями в машине, кладет на них руку, чтобы проверить температуру, и тихо подпевает радио, постукивая пальцами по рулю, не прерываясь, даже когда машет рукой пешеходам, чтобы они прошли. Я завёрнута в полотенца, сижу, откинувшись на мягком, усыпанном опилками сиденье грузовика. Мне нравится машина Элиота. Она пахнет, как свитера Дэна, которые тоже всегда были в опилках и стружках. Он приподнимал свитера, чтобы сунуть руку в карман и вытащить оттуда «Пикник» или купленный на пляже леденец.

Элиот ведёт машину, а я греюсь на пассажирском сиденье. Я очень устала, холодный и дождливый день меня отрезвил, и голова уже не такая лёгкая.

– Спасибо, что забрал меня, – наконец говорю я. Машина припаркована, в моих руках стаканчик с кофе, дождь по-прежнему молотит по ветровому стеклу.

– Обращайся, – Элиот кивает.

– Ты был занят?

Он пожимает плечами и улыбается мне, блеснув прямыми зубами.

– Был у мамы, доделывал сцену.

– Господи, прости меня.

– Да ладно тебе. Всё равно начался дождь, так что ты как раз вовремя, – он поворачивается ко мне. – Что случилось? Хреновая вечеринка?

Я смеюсь, опускаю глаза.

– Нет. Нет, не хреновая. Просто… я не знаю… – я осекаюсь, вспомнив Ану. Девушку Элиота. И смотрю на него. В его красивое лицо, в серьёзные карие глаза, на полотенце, которым он меня обернул, и не могу не чувствовать недоумения. Неужели они вместе? Ана, такая холодная, такая недружелюбная. И Элиот… он добрый. Он смешной. Тёплый. Милый. Один из тех, кто придёт на помощь, даже если наступит апокалипсис. Я ему доверяю. Правда. Думаю, сегодня мне было даже легче позвонить ему, чем Лукасу.

– Тебе никогда не казалось, что у всех всё сложилось, кроме тебя?

Элиот молчит, задумавшись, и постукивает по рулю.

– Ты имеешь в виду Люка? – спрашивает он наконец.

– Нет, – я качаю головой. – Почему сразу Люка?

Он пожимает плечами, смотрит на свои руки, сжимающие руль.

– Ну, наверное, потому что вы близкие друзья и он скоро женится. Наверное, это для тебя тяжело.

Я молчу, прижимаюсь плечом к уху. Элиот делает глубокий вдох.

– Когда-то и я был из тех людей, у которых, кажется, есть всё. Идеальная жизнь, идеальная жена, идеальные планы, – он смотрит на меня и ухмыляется, – но на самом деле ничего этого у меня не было. Просто казалось, что есть. И в одну секунду всё оборвалось. Блин, мне даже пришлось ехать в Канаду, чтобы хоть как-то разгрести это дерьмо. Привести свою жизнь в порядок. Вылечиться.

– Вытащить голову из задницы, – говорю я, вспомнив наш разговор на десертной вечеринке, и он улыбается.

– Да. И вот как это бывает. Все эти люди могут быть такими же потерянными, как и ты.

Я смотрю на него.

– Откуда же мне знать.

– Можешь судить по мне, Эмми.

Я не свожу с него глаз, и он внезапно разражается смехом.

– Что такое?

Элиот опускает солнцезащитный щиток, чтобы открыть крошечное мутное зеркальце с неработающей подсветкой. Я смотрю в него и вижу, что у меня вокруг глаз огромные чёрные круги, а с ресниц свисают куски туши.

– О Господи! Я похожа на Оззи Осборна!

Элиот смеётся, уперевшись локтем в разделяющий нас подлокотник.

– Не то чтобы я хотел с тобой соглашаться, но тут согласен. Ты настоящая звезда!

– Заткнись.

Какое-то время Элиот молчит и смотрит на меня, подперев рукой подбородок, потом говорит:

– Я просто хотел спросить: что вдохновило тебя на концепцию альбома «Technical Ecstasy»?

– Заткнись, а то получишь, – я смеюсь, плюю на палец и пытаюсь стереть тушь, но только размазываю ещё больше. Смотрю на своё отражение. – Ладно, я сдаюсь, – я вновь поднимаю щиток и откидываюсь на сиденье. Ткань спинки под моей щекой мягкая и приятная. – Господи, если бы девушки с вечеринки меня видели, они бы подумали: «Что за хрень?»

Элиот улыбается, чуть прикрывает и тут же открывает глаза.

– Ну а тебе не плевать?

– А потом, не сомневаюсь, кто-нибудь рассказал бы, что её бойфренд именно такой её и полюбил. Когда она удрала с вечеринки, вся измазалась в туши, как Оззи Осборн, и вообще была похожа на мокрого спаниеля.

Элиот хмурит тёмные брови.

– Так вот что девчонки обсуждают на вечеринках?

– Только на этой, – я шмыгаю замёрзшим, по-прежнему сопливым носом. – Там была твоя Ана. Вообще это она начала разговор, так что она с тобой очень счастлива. Молодец, что в воскресенье устроил ей ванну со свечами. И музыку подобрал романтичную, из восьмидесятых, – даже я изумлена, как печально звучит мой голос.

– Ну-ну, – говорит Элиот спокойно, даже чересчур спокойно, и недоверчиво улыбается. – Что-то я не припомню, когда устраивал ей такую ванну, но ты рассказывай, рассказывай. Жуть, а не вечеринка, по всей видимости.

– Да нет, – я смеюсь, прикрыв рот рукой. – Просто мне стало… одиноко. Вот и всё. Среди всех этих счастливых женщин, живущих полной жизнью, рассказывающих анекдоты и милые истории… у них у всех есть такие люди, чудесные люди, любящие их несмотря ни на что, принимающие все их недостатки. Любящие их любыми. И я внезапно поняла, что мне нечего сказать.