— За сим визит свой завершаю, да на благоразумие ваше надеюсь, — он грозно посмотрел на деда и скрылся в дверях.

Дед Данила молча подошел к окну, проводил князя взглядом до калитки, посмотрел, как тот взобрался в сани, а могучий жеребец сорвался с места, и вернулся обратно за стол. В гробовой тишине выпил налитую рюмку, закусил грибочком. Потом взвесил в руке кошель.

— Дык чего ж ты молчишь-то, ирод? — рявкнула бабка так, что дед от неожиданности подскочил и выронил княжьи дары. — Ить позорище какое, прости господи, не ровен час, народ прознает, да все ворота дегтем вымажет! Ох, горе-горюшко, беда-а-а! — заголосила она. — Ох, Глашка бедная, так замуж и не выйдет, дык еще и опозорила зараза ента городская. А ну иди сюды!

Она всплеснула полотенцем и бросилась за печку.

— Ить как ума хватило, а? — накинулась она на Снеженику. — Это, можа, у вас там с мужиками до свадьбы жить энто норма, дык здесь разве можно?! Это что ж ей делать, головушке бедовой, как вернется, а? Хоть прямиком да в прорубь с головой!

Снеженика вжалась в стену. После слов князя она и сама обалдела. Во-первых, прошло-то всего ничего, а с учетом того, что Долгомышкина с тех пор она в глаза не видала, все услышанное казалось полным бредом или «новостями от бабки Матрены».

— Ах ты ж блудница греховная! — бабка Анисья от души хлестанула полотенцем. Снеженика, вытаращив глаза, едва успела увернуться. Девки подняли визг. — Какой же бес тебя попутал с энтим франтом закрутить? Н-на, получай!

Снеженика поднырнула под руку разъяренной бабки и пулей вылетела в горницу.

— А ты что сидишь, пенек облезлый? — накинулась та на деда, который спокойно наливал себе вторую. — Таки ославила Глашку-то нашу! А ежели теперя понесет? — ахнула она от новой догадки.

Дед удивленно вскинул брови и довольно хе-хекнул.

— Ить и дура ж ты, Анисья, индо удивляюсь, почто я тебя замуж взял? — он опрокинул рюмаху, занюхал рукавом.

Это окончательно вывело бабку из себя. Воспользовавшись тем, что она переключилась на другой объект, Снеженика подхватила с лавки платок и шубейку и выскочила в сени. Запрыгнула в валенки и испуганной лисицей сорвалась со двора.

Проваливаясь в сугробы и на ходу завязывая платок, добежала до избы Федоськи. Той дома не оказалось. Ее многочисленные домочадцы, пожимая плечами, сообщили, что дома последнее время она бывает редко. С подругами гуляет.

Ах, с подругами, значит! Знаем мы этих подруг! Теперь бы узнать, где именно гуляет! Она растерянно оглянулась…

— Со мной пойдем, я знаю! — вдруг дернула ее за рукав Ульянка. Вот ведь мелочь вездесущая! И когда только успела догнать?

— Откуда знаешь? — голос срывался от быстрого бега и возмущения. — Как вы вообще умудряетесь все вокруг видеть и знать?

— На гумне они, — игнорируя ее вопросы, прошептала Ульянка. — На старом, заброшенном барском. Я там кота ловила, да увидала случайно…

— Кхм… — Снеженика нервно поправила платок, стараясь не думать о том, что именно увидела Ульянка. — Никому не говорила?

— Нет.

— Молодец. И дальше молчи. Со мной не ходи. Где это?

* * *

Старое барское гумно располагалось на окраине деревни и представляло собой большой заброшенный деревянный сарай, по периметру густо поросший бурьяном. К двери вела узенькая, хорошо утоптанная тропка, и Снеженика понятливо вздохнула.

Тяжелая дверь, тихо скрипнув, сразу поддалась. В нос ударил запах перепрелого сена, зерна и мышей. Когда-то здесь кипела работа, о чем свидетельствовали сохранившиеся довольно крупные скирды соломы, развешенные на деревянных стенах инструменты и молотилки. Теперь под истлевшими половицами шуршали мыши, да тихо переругивались под балками крыши воробьи.

— Федоська! Ау! Ты тут? — осторожно вопросила Снеженика. В ответ — тишина. — Выходи, знаю, что тут вы! — она повысила голос. — И вы, Василий Юрич, тоже вылезайте! Батюшка ваш к нам сейчас приезжал, неприятности у вас!

В дальнем углу зашевелилась скирда.

— Глашка? — Федоська, поправляя одежду и отряхиваясь, спрыгнула на пол. А глазища-то сияют — как два медных подноса, ослепнуть можно. Снеженика невольно улыбнулась.

Сконфуженный князь спрыгнул следом.

— Зачем приезжал? — недовольно спросил он, хмуря брови.

— Откуп заплатить! Доложили ему о «наших» с вами похождениях…

Пока Снеженика подробно описывала визит Долгомышкина-старшего, князь прямо на глазах опадал с лица, а Федоська майским клещуком все сильнее вцеплялась в его руку:

— Вася, это что же?! — глаза ее наполнились слезами, щеки побледнели. Хосподи, что же делать теперь?

«Ничего себе, — удивилась Снеженика, — а ведь не притворяется девка, неужто с первого взгляда такая любовь?» Даже жалко ее стало.

Князь устало потер глаза.

— Черт! — воскликнул отчаянно, пиная какую-то железяку. — Поймаю этих соглядатаев — в конюшне запорю!

— Вася! Не поминай нечистого! — испуганно прижалась к нему Федоська. Глашу она уже нисколько не смущалась. Уткнулась князю в грудь и обильно поливала ее слезами. Но это еще пол беды. Молодой князь, как зеленый юнец, моргал глазами и выглядел при этом так растерянно, что того и гляди разревется сам. Он дрожащей рукой поглаживал руку Федоськи, шепча ей какие-то невнятные утешения.

Снеженике, как ярой любительнице романов про любовную любовь, эта сцена казалась душераздирающей. Уж сколько раз заботливый Вадим отпаивал ее валерьянкой, когда в тысяча пятисотый раз тонул в Атлантике Джек, а Молли трогательно прощалась с Сэмом. Наивно и грозно сокрушался, грозясь выкинуть телевизор, когда она, размазывая сопли по подушке, взахлеб рыдала над очередным дурацким сериалом. И вот сейчас при виде этой картины глаза защипало, а в горле застрял ком. Такая драма разыгрывается, да не на экране, а прямо перед ней!

Князь досадливо мотнул головой, стряхнул с себя Федоську и слегка ослабил воротник.

— Пойду воздухом подышу, подумать мне надо, подожди, душа моя…

Ведь знал же, не дурак — все понимал: не ровня они, и отец никогда не позволит… Но нет, не устоял… А как устоять, коли кровь молодая и горячая, а девка такая красивая, что поди еще такую поищи!

Князь пнул ногою дверь и тут же охнул, получив кулаком под дых. Чья-то рука сгребла его за шиворот и ткнула носом в сугроб.

— Зря, ох зря не дал тебе утопнуть, — сквозь зубы процедил Димитрий, макая князя в снег еще раз. — Ну ничего, тут до реки недалече, сейчас все поправлю.

Нельзя сказать, что без этого финального аккорда душевный раздрай князя выглядел неполным, зато теперь появилась реальная возможность выплеснуть весь негатив.

Князь, кажется, даже обрадовался такому повороту, особо и не разбираясь, а кто, собственно, перед ним. Он грубо выругался и резко дернулся из цепких рук, пытаясь