одновременно и любопытно, и страшно, но любопытство перевешивало.

Дом Дмитрия Степановича располагался в центре деревни недалеко от реки. Через дорогу стояла двухэтажная школа, рядом с ней небольшая часовенка, а дальше проулок выходил на центральную дорогу, вдоль которой теснились дома и парочка магазинов.

— А вон там поповский дом был! — она указала пальчиком на довольно дорогой коттедж рядом с магазином. А сейчас церква где же?

— Сейчас только часовня, — охотно объяснил дед. — Но за школой есть старинная церковь-музей. Как раз девятнадцатый век. Построил ее князь Василий Юрьевич Долгомышкин, знаешь такого?

— Нет, — пожала плечами Глаша. — Барина Сосновского знаю, а князья к нам и не заезжают…

— Так вот, говорят, интересная это история была… Как-нибудь расскажу. А церковь потом большевики сломали. Колокольню снесли, а остальное под конюшни приспособили. Да так и осталась она вот, без колокольни… Пойдем, покажу.

Более-менее знакомым для Глаши оказался только берег, который тоже знатно обвалился и стал значительно положе.

— И леса на том берегу не было! Там же Сосновка была!

— Есть поселок за лесом, — улыбнулся Дмитрий Степанович, — и усадьба князя Долгомышкина сохранилась. Там санаторий сейчас и турбазы.

Ксюха, зевая, бродила вдоль забора, пока остальные снаряжали экспедицию на реку.

— У нас как делают? — объяснял дед проснувшемуся и выползшему на улицу Кириллу. — Прорубь заранее вырежут, потом в сочельник батюшка из района приедет, освятит. Сейчас особо никто и не купается уже. Так, молодежь иногда, и то редко. А вот воду после полуночи надо пойти взять. Умыться, да на год запастись.

Блаженную тишину зимнего утра прорезали вопли и звуки борьбы. Куры подняли шум и гвалт, послышалось хлопанье крыльев, грохот и возмущенное кудахтанье. Из-за ворот раздались отчаянный клекот петуха и чье-то грозное рычание.

— Хосподя, у вас куры есть, да? — страдальчески закатила глаза Ксюха.

— Есть немного, — кивнул дед. — Кажись, лиса забралась или хорек, надо пойти посмотреть.

— Звездоцап? — догадался Вадим.

Ксюха отчаянно всплеснула руками.

— Я сама, вы не отвлекайтесь.

* * *

Клекот Петрович, попав в знакомые пенаты, был просто обязан навести порядок. Неважно, что не тот курятник и куры не те. Главное, какой-то наглый петух посмел высказать ему свое неуважение.

Ксюха с Кириллом прибежали как раз в тот момент, когда он, отплевываясь от пуха, выдирал наглецу из хвоста последнее перо. Вот где пригодилось собачее умение кусаться! Не имея зубов, провозился бы гораздо дольше.

— Сюда иди! — Ксюха попыталась оттащить его от петуха, но Клекот Петрович только что победил и упивался своей победой. Никуда идти он, разумеется, не собирался, поэтому грозно типнул ее за палец и нацелился на курятник.

Ксюха поймала его на пороге, но тот ловко вывернулся и помчался прямо к небольшому, дряхлому навесу с крышей из перепревшей соломы, под которым были установлены птичьи кормушки.

— Лови! С другой стороны заходи! — закричала она Кириллу, перекрывая вход в курятник.

Тот растопырил руки, пытаясь перехватить шпица, но поскользнулся и, падая, задел ногой подпорку навеса. Навес зловеще накренился, и Кирилл едва успел выкатиться из-под него, подцепив по дороге и Ксюху. Они рухнули в сугроб: Ксюха снизу, а Кирилл — прикрывая ее спиной. Следом повалился навес, погребая под собой куриную столовую и щедро посыпая ребят снегом и прошлогодней соломой.

Шпиц мышью юркнул в курятник, а Кирилл приподнялся на руках, уперев их в снег с двух сторон от Ксюхиного лица.

— Вот только не говори на этот раз, что это я опять тебя завалила! — гневно пискнула из-под снега Ксюха.

— На этот раз, похоже, я, — улыбнулся он. Капюшон с него слетел, в волосах запуталась солома, зато глаза так и лучились озорством.

Ксюха завозилась, отчаянно пытаясь выбраться из-под него, бухтя под нос ругательства и костеря на чем свет стоит всяких непутевых идиотов в оленях, из-за которых на каждом шагу неприятности.

Выбраться он ей не дал, и она, фырча и отплевываясь от соломы, упала обратно в снег, прожигая его глазами. Кирилл припал на локти, и его губы оказались прямо у ее лица.

— Что? Не знаешь, что делать со мной? — шепнул на ухо. — Убить или влюбиться?

— Первое! — тут же выдохнула Ксюха.

— Второе! — утвердительно хмыкнул Кирилл.

— С чего бы?

— С того, что ты — уже.

— Да ну?

— Давай проверим, — он снова улыбнулся и, понимая, что конкретно рискует, накрыл ее губы своими.

Кир ожидал чего угодно, да и был готов ко всему, подсознательно сгруппировавшись и прикрыв рукой самое ценное, но только не к тому, что вычудила Ксюха. Она неожиданно страстно обхватила его руками за шею, притягивая к себе, и жадно ответила на поцелуй…

Глава 27

Ни на церковную службу, ни на торжественную церемонию водосвятия бабка Анисья Снеженику не пустила. Более того, заперла в избе, строго-настрого запретив даже во двор выходить. Было обидно, но она твердо решила молчать. И даже сделать вид, будто страдает. По князю, ага…

И как князь не открещивался, как ни пытался выглядеть мучеником в ее глазах, другого выхода убедить его отца в том, что они расстались, она не видела. Федоська ревела, клялась «век бога молить», а Димитрий лишь мрачно молчал.

Конечно, риск прослыть блудницей по селу был очень велик, но сквозила робкая надежда — авось, никто ничего не успеет прознать. Русская надежда на «авось», а ведь как греет душу…

Часы давно пробили двенадцать. И бабка, и дед Данила видели десятый сон. Девчонки сопели на печке. Поквокивая и потряхивая лапой, дрых на подушке Звездоцап. Завтра праздник великий — Крещение, то есть, получается, уже сегодня… Но только не для нее. Снеженика тихо вздохнула, потушив керосинку.

Легкий тук в оконце заставил ее дрогнуть. Показалось? Нет. Вот опять. Снежок врезался в стекло так, что оконная рама легонько зазвенела. Снеженика быстро подскочила к окну. Димитрий?

Он жестом показал ей «тише» и махнул рукой, мол, выходи. Что это за ночные свидания? Если бабка прознает, да не сносить ей вообще головы! Но Димитрий настойчиво звал, и она решилась.

Тихо, не зажигая свечи, прокралась в сени. Почти не дыша, подхватила шубейку с платком и выскочила на крыльцо. Он быстро схватил ее за рукав:

— Пойдем!

— Куда? Если бабка прознает, что я по ночам с парнями шляюсь, да она завтра же сама меня на все село ославит! И куда я потом? Никто же замуж не возьмет!

— Я возьму! — не глядя на нее, буркнул Димитрий, продолжая настойчиво тянуть ее за руку.

— Что? — она остановилась как вкопанная, не веря в то, что слышит.

— Я возьму.