Патриархальный град - La cite domestique

В классических построениях патриархального града величие людей определяется их положением в системе отношений, основанной на строгой иерархии и личной зависимости. Град предстает как «упорядоченный и иерархизированный божественным разумом мир с различными положениями и уровнями» (Mousnier, 1974, t. 1, p. 15). В этой модели отдельного человека нельзя представить вне его принадлежности к тому или иному сословию или корпорации (corps). При этом корпорация, в свою очередь, понимается как лицо, характеризующееся своим положением (rang) в иерархической структуре. Кроме того, человек определяется принадлежностью к роду (lignee), который имеет свою идентичность, превосходящую идентичность отдельных людей. Индивиды реализуют идентичность рода во времени. Таким образом, завещающего и наследника можно по праву рассматривать как одно лицо (Kantorowicz, 1957, р. 330). Отдельный человек — это звено в «длинной цепочке существ», в которой каждый оказывается в промежуточном положении между человеком, который превосходит его по положению и который посредством личного отношения открывает ему доступ к величию, и людьми, занимающими более низкое, чем он, положение, которых он, в свою очередь, объемлет и воплощает в себе. В патриархальном граде любые связи между людьми мыслятся по образу рода и семейных отношений. Каждый человек является отцом по отношению к своим подчиненным и с сыновним почтением относится к авторитету старших. Заметим, однако, что аналогия с семьей подразумевает здесь не столько кровное родство, сколько принадлежность к одному дому, к некому пространству, в котором устанавливаются отношения патриархальной зависимости. В качестве примера можно привести описание быта в традиционном крестьянском обществе, соответствующем этой модели (в данном случае речь идет о французской провинции Маржерид в XVIII—XIX веках): «С каждым человеком связан некий обобщенный образ, в котором запечатлена история его положения, его семьи, рода; в этом образе отражены пространство, времял память, связанные с его домом в жизни деревни. Он буквально прикован к своему дому, и даже если ему представится возможность проявить свою личную волю и силу, он все равно, в конечном счете, останется тем, кем он является согласно своему положению или семейному статусу. Без своей семьи он никто» (Claverie, Lamaison, 1982, p. 84). Иерархия существ определяется их отношением к дому (о чем свидетельствует, например, характерное для этого града различие между домашними и дикими животными). В пределах же самого дома иерархия существ выстраивается в зависимости от их участия в воспроизводстве рода.

Это снижает значение различий между поколениями. Дети не столько противопоставляются родителям (особенность детского положения не принимается во внимание), сколько оказываются противопоставлены друг другу в рамках одной патриархальной общности в зависимости от того, являются ли они старшими (по рождению или же по решению отца, «назначающего старшего» из них) или младшими, вынужденными искать счастья вдали от дома (Claverie, Lamaison, 1982, p. 60). Как показывает этот пример, в патриархальной форме подчинения (Jormule de subordination) величие человека можно по достоинству оценить лишь на основании отношений личной зависимости, из которых люди извлекают определенный вес и авторитет, каковой они могут, в свою очередь, использовать в отношениях с другими людьми. Знать свое положение (знать свое место) — это знать свое величие и знать самого себя. Как пишет Э. Ауэрбах (Auerbach, 1968, р. 366—376), «честный человек» ценится за то, насколько он «хорошо знает свое место» (незнание собственного положения считается в этом граде признаком сумасшествия), то есть за свое умение четко определить степень своего величия согласно положению, которое он занимает в структуре отношений, основанных на личной зависимости. Этот принцип распространяется и на домашних слуг, которые, несмотря на ничтожность своего положения, также сопричастны величию хозяина и его благам.

Эта тема развивается Лабрюйером: «Швейцар, камердинер, ливрейный лакей, если только умом они не выше, чем званием, судят о себе не по низкому своему положению, а по знатности и богатству тех, кому служат, и всех без изъятия, кто входит в дом и поднимается мимо них по лестнице, ставят ниже себя и своих господ. Недаром говорится: терпишь от хозяина, терпи от слуги» (La Bruyere, 1965, chap. «Des grands» [«О вельможах»], № 33, p. 233)11. Та же мысль была высказана полтора века спустя Алексисом де Токвилем в сочинении «О демократии в Америке», в главе, посвященной патриархальным связям (Tocqueville, 1981, t. 2, p. 221—230)12. Но Токвиль подходит к рассмотрению этого вопроса с новой точки зрения. С помощью компаративизма ему удается достичь отстраненного «антропологического взгляда», вполне современного релятивизма в описании современной ему действительности (Furet, «Introduction a Tocqueville», 1981, p. 41): «У аристократических народов господа склонны относиться к своим слугам как к наименее значительным существам, низшим атрибутам своей собственной личности и поэтому часто, побуждаемые крайним эгоизмом, проявляют интерес к их судьбе. Слуги со своей стороны весьма близки к мысли о возможности рассматривать себя с такой точки зрения. Подчас они настолько отождествляют себя с личностью господина, что в конце концов превращаются в его принадлежность не только в его, господина, но и в своих собственных глазах... В случае крайней преданности слуга окончательно теряет интерес к самому себе; он становится равнодушным к своей личности; в некоторой степени он изменяет себе или, скорее, переносит все свои интересы целиком на своего господина, которому и придает образ собственной воображаемой личности. Он с удовольствием хвастается богатством того, кто ему приказывает, он купается в лучах его славы, восхищается его знатностью, беспрестанно тешит себя заимствованным величием, которому он часто придает большую значимость, чем тот, кто всецело обладает им в действительности» (Tocqueville, 1981, р. 224) *3.

Устройство патриархального града можно рассмотреть на примере сочинения Боссюэ «Политика, извлеченная из священного писания», адресованного дофину — наследнику французского престола (Bossuet, 1967). Как и Блаженный Августин в труде «О Граде Божием», Боссюэ предпринимает попытку выявить формы легитимной связи между людьми на основе толкования священных текстов. Однако, в отличие от Блаженного Августина, обосновывающего величие вдохновения в граде, основанном на благодати (при пренебрежении к патриархальным ценностям и даже их критике), Боссюэ старается обосновать легитимность монархического правления во Франции, подчеркивая значимость патриархальных отношений, которые хорошо представлены в священных текстах (в особенности в Ветхом Завете). Боссюэ переиначивает давнее изречение о том, что король занимает в королевстве то же положение, что и Бог во вселенной, выражая его в терминах абсолютистской теории и заимствуя у Гоббса афоризм из «Левиафана»: «Все Государство содержится в личности короля» (Keohane, 1980, р. 252). Боссюэ не был первым, кто придал принципу родства обобщенный политический характер. В исторической литературе можно