В качестве примера нелегитимной ценности мы приведем иерархии, основанные на расовом и биологическом неравенстве. Развитие евгеники способствовало созданию подобного порядка «общественной значимости» (civic worth, гражданской значимости, согласно терминологии самого Гальтона), призванного оценить состояние «дееспособного гражданина» (serviceable citizen). В этой концепции аксиома общности человеческой природы не подтверждается, поскольку биологические данные людей считаются неравными с момента рождения. Евгеническую ценность следует отличать от форм величия, которые в том или ином отношении могут показаться схожими с ней (Thevenot, 1990b). Как и в трудах политических философов, обосновывающих ту или иную форму величия, в трудах евгени-стов можно встретить критику других возможных способов квалификации людей. Гальтон во втором издании сочинения «Наследственность таланта, ее законы и последствия Гения» (Galton, 1972, р. 25—26) предостерегает читателя от возможной путаницы между ценностью, о которой он ведет речь, и гением в «техническом смысле слова», как у Ч. Ломброзо. Ломбро-зо, сближая сумасшедших людей и выдающихся личностей, устанавливает эквивалентность между людьми, евгеническая ценность которых является наиболее высокой, и теми, что заняли бы самую низшую ступень в шкале, основанной на евгеническом принципе. Об этом свидетельствует, в частности, то, что Гальтон проецировал уровни «общественной значимости» (MacKenzie, 1981, р. 18) на социальные категории, используемые в исследовании Ч. Бута (Booth, 1886).

Гальтон, хотя и признает, что «существует значительное число доказательств, свидетельствующих о болезненно тесной связи [painfully close] между ними [гениальностью и безумием]», однако подвергает весьма откровенной критике величие благодати и вдохновения. В этой форме величия, которую мы рассмотрим далее, гений и сумасшедший сближались бы на основе понятия духа, населяющего вдохновенную личность: «Если гениальность понимается как чувство вдохновения, как приток к разуму идей, имеющих, по-видимому, сверхъестественное происхождение, или же как безмерное желание, направленное на воплощение того или иного замысла, то все это настораживающим образом напоминает голоса, что слышатся сумасшедшему» (Galton, 1972, р. 27). Оспаривание величия благодати и вдохновения основывается на понятии нормального, «здорового человека», присутствующем во всех попытках построения порядка на основе биологической ценности.

Евгеническая ценность, хотя и близка эквивалентностям, устанавливаемым по принципу родства и происхождения, тем не менее отличается от «патриархальной» формы величия. Процветание «семьи» не относится к ценности того же плана, что наследование качеств выдающихся людей. Так, Пирсон (Pearson) откровенно оспаривает возможность передачи по наследству качества лорда, которое он считает неадекватным евгенической ценности и способным разве что содержать «вульгарных плутократов», «людей, не удосужившихся создать и сохранить хороший «род». Отметим, однако, что отсылка к «роду» (souche) для установления сближения может привести к когнитивным смещениям между патриархальным величием, биологической ценностью и научно-техническим величием с его понятием производственного капитала (Sahlins, 1980, р. 179—180). Действительно, евгенический порядок можно рассматривать как вырожденную форму научно-технического порядка в том смысле, что производство людей и связанная с ним производительность расцениваются в нем в тех же терминах, что и объекты промышленного производства17.

В теориях евгенической ценности мы также находим попытки построения некоторого вида общего блага, равно как и некоторой формы платы, жертвования. Так, Алексис Каррель, говоря о создании «Нового града» (Cite nouvelle), выдвигает на первый план «потребности общественности», противопоставляя их «личному интересу» (Carrel, 1935, р. 353“354)- «Не существует финансовых и социальных преимуществ и почестей, — пишет он, — способных воздать по заслугам тем, кто благодаря мудрой женитьбе порождает гениев» (id., р. 367). Однако эта жертва, о которой судят по тому, какое потомство может или не может дать человек, предполагает расчет, планирование на несколько поколений вперед18.

В силу разрыва во времени подобное установление связи между поколениями не позволяет поддерживать справедливые отношения взаимности между людьми предыдущих и последующих поколений. В своей теории справедливости Дж. Ролз исключает форму общего блага, приносящую пользу будущим поколениям, подчеркивая связанную с ней временную асимметрию: «Нет никакого способа для более позднего поколения помочь менее удачливому предыдущему поколению» (Rawls, 3.973, § 44, р. 291)19. Но в особенности то обстоятельство, что само определение границ человечества становится эндогенной переменной, а в жертву приносятся люди, рождению которых воспрепятствовали евгеническими методами, делает евгенический порядок полностью несовместимым с требованиями и ограничениями, определяющими устройство града.

Завершая анализ этой нелегитимной ценности, подчеркнем, что даже нацисты, достигшие в своей теории крайней степени игнорирования принципа общности человеческой природы, из которой они исключили, в частности, евреев и цыган, не смогли тем не менее полностью нарушить это требование во всех ситуациях. В противном случае это привело бы к созданию двух классов: класса людей и класса нелюдей. Установление иерархии среди тех, кого они считали за нелюдей, могло лишь содействовать оспариванию этого разделения: разве можно заставлять играть на скрипке отдельных нелюдей и при этом признавать, что игра на скрипке — общее достояние человечества?

Неприемлемость суждений и сближений, основанных на }1елегитимной ценности, является очевидной в ситуациях, когда для разрешения разногласия необходимо обратиться к тому или иному принципу справедливости. Требование обобщенного характера выдвигаемых принципов становится неукоснительным по мере того, как разногласие приобретает серьезный характер. Судебные процессы, на которых рассматриваются громкие дела и, в частности, преступления против человечества, как раз представляют собой такие ситуации, в которых различие между обоснованными аргументами и неоправданными сближениями предстает в наиболее явной форме. Обоснованные аргументы, в отличие от неоправданных сближений, могут быть использованы для того, чтобы привести «смягчающие обстоятельства». В ходе испытания (epreuve) — в данном случае испытанием является судебный процесс — аргументы, приводимые в качестве доказательств и доводов, не могут основываться на простых сближениях. Чтобы звучать убедительно, аргументация должна быть построена таким образом, чтобы принцип справедливости предстал во всем своем величии, чтобы плата за достижение состояния величия, а также достоинство, свойственное всем членам града, были прояснены. В испытании раскрываются величие града, его устройство и принцип согласия, равновесия, на котором он основан.

Глава 4 ПОЛИТИЧЕСКИЕ ФОРМЫ ВЕЛИЧИЯ

Град благодати и вдохновения - La cite inspiree

В труде «О Граде Божием» Блаженный Августин описывает град, согласие в котором основано на готовности людей к добровольному и безоговорочному принятию божественной благодати. Можно, конечно, возразить, что понятие града (cite) является здесь лишь метафорой: Град Божий не только не принадлежит миру земному — он противостоит ему. В этом смысле сочинение Августина относится к эсхатологии — учению о конце света, возвещающему наступление Царства Божьего и завершение истории спасения с его приходом. Это скорее теологическая, чем философско-политическая концепция. Однако история спасения человечества — это и политическая история. Как в Новом, так и в Ветхом Завете история