найти множество примеров построений, в которых хорошо устроенное государство мыслится как расширенная королевская семья (см., например, произведение Синклера Льюиса «Королевская кровь», где дан анализ эволюции династий на протяжении X—XIV веков: Lewis, 1986). Однако сочинение Боссюэ особенно интересно в силу своего позднего характера (после него практически больше не было попыток подобного рода).

Имея хорошее представление об учениях политической философии своего времени (которые, по сути, он опровергает собственной концепцией), Боссюэ выстраивает свой труд по принципу собрания правил, извлеченных из ряда теорем, имеющих целью обучить престолонаследника практической мудрости и рассудительности (prudence). В силу систематического характера изложения это произведение как нельзя лучше подходит для задачи, поставленной в нашем исследовании. Действительно, в «Политике...» Боссюэ патриархальная модель используется для построения града и не сводится к семье в узком смысле слова. Этим труд Боссюэ отличается от более ранних трудов, в которых обосновывается легитимность власти династии Капетингов. Хотя принцип наследования на основе кровного родства, подчеркивающий особенность королевской персоны по сравнению с другими людьми, подразумевается в построении Боссюэ, он тем не менее отходит на второй план. Боссюэ обосновывает легитимность королевской власти, ссылаясь на то, что она представляет собой наилучшую форму организации отношений между Государем, государством и подданными. Именно поэтому это хвалебное сочинение, превозносящее абсолютного монарха, можно рассматривать как модель града в нашем понимании. Заметим, что Руссо смог основательно изложить свою собственную концепцию града, противопоставляя ее подобной абсолютистской модели власти (см. критику генеалогических теорий власти Государя в «Общественном договоре» Руссо, Книга I, глава 2). Как будет видно далее, отличительной особенностью гражданского града (la cite civique), основанного на «общественном договоре», является тезис о том, что суверен, государственный аппарат и коллектив граждан — все это одни и те же обычные люди. Таким образом исчезает необходимость постулировать божественное происхождение власти Государя и воплощение Государства в теле короля. Следует, однако, признать, что труд Боссюэ способствовал дезинкарнации Государя (то есть возникновению идеи, что государь не равен государству), получившей дальнейшее развитие в гражданском граде. Дезинкарнация позволяет снять проблему, связанную с процессом «изменения сущности индивида в связи с превращением его в монарха» (Marin, 1981). Правда, происходит это за счет построения не менее парадоксальной метафизики, предполагающей превращение народа в Государя. Действительно, уже у Боссюэ королевская власть является не только «священной» или даже «добродетельной», как в генеалогических концепциях французской монархии (Lewis, 1986, р. 165—175). Король в первую очередь является одиноким и ответственным. Он живет только ради Государства, с которым он составляет единое целое. Его величие соизмеримо с его жертвенностью. Восхваление добродетелей короля предполагает, таким образом, принятие во внимание жертвы, каковую он готов принести ради общего счастья, которому он подчиняет все свои личные удовольствия и желания.

Топика патриархального града и, в частности, тема одиночества короля и тягот королевской власти достаточно хорошо развита в произведении Лабрюйера «Характеры, или Нравы нашего века». Это сочинение представляет особый интерес для социологии, так как в нем собраны и изложены в виде социальной типологии базовые знания социального мира того времени. Так, например, в главе «О монархе или о Государстве» Ла-брюйер пишет, что «именовать государя “отцом народа” значит не столько воздавать ему хвалу, сколько называть его настоящим именем и правильно понимать истинное назначение монарха» (La Вгиуёге, 1982, № 27, p. 253)ч. Лабрюйер обращает особое внимание на жертвенность короля и на организацию его отношений с подданными: «Между долгом монарха и долгом подданных по отношению к монарху есть связь или, точнее, обоюдная зависимость. Не берусь судить, какой из них тягостней и обременительней, ибо здесь пришлось бы сделать выбор между беспрекословной готовностью оказывать почтение и помощь, служить, подчиняться и покорствовать, с одной стороны, и обязанностью всегда быть добрым и справедливым, заботиться, защищать и покровительствовать, с другой» (id., № 28, р. 253). «Кому, по-вашему, — добавляет Лабрюйер, — живется приятней и привольней — пастуху или овцам? Стадо ли создано для пастуха или пастух для стада? Вот бесхитростное олицетворение народа и государя, если только последний — подлинный государь» (id., № 29, р. 253). Лабрюйер постоянно подчеркивает тяготы, груз королевской власти: «Если трудно приходится человеку, который обременен семьей, то каково тому, кто несет на себе бремя судеб целого королевства!» (id., № 34. Р- 255)-

В политическом устройстве, единство которого определяется соблюдением божественных законов, «религия клятвы» лежит в основе связи между людьми. Люди могут избежать разногласия, только если они имеют обязательства по отношению друг к другу. Но согласие будет устойчивым лишь в том случае, если обязательства принимаются перед лицом высшего существа, что гарантирует их соблюдение. Таким образом, не существует «иного способа укрепить положение вещей», чем поклясться «перед лицом того, кто выше тебя». «Народы, не знающие религии, — это народы, не знающие порядка, настоящего подчинения, это совершенно дикие народы», поскольку «люди, не сдерживаемые совестью, не могут доверять друг другу» (Bossuet, 1967, р. 216).

Если люди не могут достичь даже самой элементарной формы согласия без обращения к трансцендентному принципу, то любое подчинение воле божества, даже вымышленного, является положительным по крайней мере по той причине, что оно «укрепляет законы»: «Не обязательно клясться именем истинного Бога. Достаточно, чтобы каждый клялся именем того Бога, которого он признает» (id., р. 215). И тем не менее только «истинная религия», «основанная на достоверных принципах», способна содействовать «укреплению и упрочнению государств» (id., р. 217). Действительно, согласно Боссюэ, одно только священное писание, в котором представлена истинная генеалогия человечества, способствует установлению политической связи и укреплению ее легитимности на основе родового принципа: «О каком бы времени речь ни шла, мы можем, восстанавливая связь поколений, с полной очевидностью возвести свой род к Адаму и к началу вселенной» (id, р. 220). Разрыв политической связи означает разрыв связи поколений, объединяющей людей и устанавливающей порядок на основе традиции. Все новое, напротив, является причиной разлада: оно несет с собой «неизгладимое пятно» «раскола» и «ереси», бунта, что «разделяет» семьи и «разрывает» общинные связи (id., р. 224—225).

В этой иерархической и политической концепции космоса Государь является «служителем» Господа. В обращении к дофину он именуется «царем царей». Он является хранителем «клятвы верности», залогом «подчинения», обеспечивающего в патриархальном граде иерархическую связь между всеми людьми в государстве, подобно тому, как в роду потомки подчиняются предкам, дети — отцу, младшие — старшим. Превосходство Государя сравнимо с превосходством отца. Выражение «Отче наш» («Наш отец») используется в зависимости от контекста как для обращения к Богу, так и для обращения к королю. И этот статус дает последнему право на