Рис засиял тем белым светом, что жил внутри него.Трехцветный глаз лучился голубым неоном. Губы раскрылись, Рис потянулся ко мне,и едва он меня поцеловал, моя магия рванулась вверх, так что, когда страж отвелголову, магия звездным мостом натянулась меж нами. Мое тело мерцало белымсветом, словно я проглотила луну и ее сияние лилось сквозь мою кожу.

Шалфей между нами казался статуэткой из чистого золота,жилки в его крыльях сияли, как витраж в потоках солнечного света. Он не былсидхе, но сила есть сила. Несколько мгновений я видела, как пульсирует его алыйрот, словно он и впрямь держал в губах сердце Риса.

Никка начал мягко светиться, рисунок крыльев на его спинеедва заметно мерцал розовым, кремовым, голубым и черным. Его магия едвапоказалась, это был лишь ее рассвет.

Рука Риса сжалась у меня на плече, пальцы вонзились в кожу;я чувствовала, как хочется ему сжать в другом кулаке хрупкое тельце Шалфея. Рисдышал все чаще и быстрее, и вот он выгнулся дугой, запрокинув голову.Расплавленное сияние лилось у него под кожей – как проливается кипящим фосфоромослепительный свет в разрывы туч. Белые кудри взвихрились у лица под ветромсобственной магии стража и подернулись сиянием, словно кто-то горящей волшебнойпалочкой провел по прядям. Глаз распахнулся, и я успела заметить, как кружатсянеоново-синие кольца – будто смерч, готовый обрушиться на меня, на всех нас. Итут Рис ударился об меня с такой силой, что мне стало больно, – и я пришлав себя, а сила чуть поутихла, именно так, как было нужно. Страж вскрикнул – замиг до того, как пролиться на меня жгучей волной, хлынувшей и оросившей моебедро.

От этих ощущений спина у меня выгнулась, рука простерласькуда-то вверх, я корчилась и извивалась на кровати, но не могла сдвинуться сместа, запертая между тараном тела Риса и обвивавшим талию и ноги Никкой.

Пульс Риса стал тише в моих жилах, замедлился, а потомпропал так внезапно, что я испугалась. Мне пришлось открыть глаза и убедиться,что страж здесь, что он жив. Странно, я ведь чувствовала, что он по-прежнемуприжимается ко мне всем телом, – но мне нужно было еще его сердцебиение,которым я ненадолго завладела. Рис лежал рядом со мной в изнеможении, спутаннаягрива закрыла лицо, гладкая шея обнажена – и под тонкой кожей на горле бьетсяжилка, будто попавшая в западню. Магия стража поблекла, как луна, скрывшаяся заоблаками.

Я хотела спросить, все ли с ним хорошо, но от ощущения пульсав теле Шалфея слова замерли у меня на губах, и я повернулась навстречусверкающему взгляду маленьких черных глаз. Золотое сияние Шалфея не поблекло –наоборот, он сиял ярче, чем когда-либо, крылья многоцветным всполохом обрамлялипламя его тела. Лицо горело не столько вожделением, сколько яростью, триумфом исилой.

– Что бы ни пожелала моя госпожа, пусть будет по еежеланию, – прохрипел он.

Никка протянул вперед дрожащую руку, и Шалфей расхохотался:

– О, как ему невтерпеж! Я счастлив!

– Не злорадствуй, – одернула его я. Голос былнеустойчивый, как будто я еще не совсем пришла в себя.

– Ах, но как же иначе? Доннан выразил мне высочайшуюхвалу.

– Доннан? – переспросил Никка и покачалголовой. – Я никому не главарь и не главарек, Шалфей, какие б волосы у меняни были[3].

Голос у него подрагивал, но сквозь слабеющую дымку гламора –наш с Рисом лунный свет едва пробивался, словно сквозь полог леса, – явидела, что Никка определенно не желал называться никогда не принадлежавшим емутитулом.

– Твоя воля. Пусть будет Никка, – сказал Шалфей.Он ухватил пальцы Никки и потянул его руку к моей, так что ладонь стражаоказалась между моими пальцами и телом эльфа. Ладонь была горячей – и скользилапо моей руке. От этого невинного прикосновения гаснущий свет моей кожи вспыхнулзаново – словно луна решила дважды взойти за эту ночь.

Шалфей втащил руку Никки себе на колени и потянулся кзапястью маленьким пухлым ротиком. Он запечатлел на запястье стража алыйпоцелуй – как раз там, где под кожей бьется голубая жилка, так близко кповерхности, что похожа на нетерпеливую любовницу, жаждущую отдаться.

Никка подвинулся вверх, полулег на меня, перенеся часть весана другую руку; я бросила на него быстрый взгляд и увидела его – полнымзолотистого света, что уже начал исходить из светло-коричневой кожи стража, какбудто внутри него взошло солнце. Я чувствовала магию Никки, она трепетала надомной, словно натянутая в воздухе завеса жара. Волшебство Шалфея застало Рисаврасплох, но Никка учел чужую ошибку – если это была ошибка – и использовалсобственную силу, чтобы противостоять гламору.

Шалфей прокусил кожу запястья, и боль отвлекла Никку,заставила ахнуть и закрыть глаза, но он по-прежнему удерживал тело на весу надомной. Я не чувствовала сердцебиение Никки так, как это было с Рисом. Никкаборолся с гламором.

Я скользнула рукой по груди Никки, по животу вниз.

Мое прикосновение выгнуло спину стража, нарушило егоконцентрацию. Гламор Шалфея затопил нас обоих, и кровь, мчавшаяся в моих венах,белым светом рванулась сквозь кожу, вихрем взметнула волосы. Кожа Никки сталагусто-янтарной, золотистой, цвета темного меда – если бы мед мог гореть. Потомучто он горел, пылал золотым светом, которого мне еще не случалось у неговидеть. Гламор Шалфея словно сдернул с него кожу – и обнажил чистую силу.

Золотистая сила побежала наперегонки с моей магией, моимтелом, моим наслаждением, и сияние Никки лилось впереди моего, перекликалось сним, разгораясь все ярче и ярче, пока комната не наполнилась тенями от нашегосияния, тенями, которым не было места в этой комнате, словно наш огоньобрисовал контуры того окружающего, что не имело ничего общего с этой комнатой,и этой постелью, и этими телами. Магия рванулась из нас – дикая исвободная, – и Шалфей пылал в самой ее середине.

Я вернулась в собственное тело, вопя и брыкаясь, колотя покровати, по мужчинам, по всему, до чего могла дотянуться. Я чувствовала, какмои ногти полосуют чью-то плоть, и мне этого было мало. В чувство меня привелитри обстоятельства: обжигающий поток крови на лице, неутихающий вопль Никки иощущение крыльев под ладонями. Где-то в подкорке я не хотела порвать крыльяШалфея, будто выросшие под моим прикосновением.

Кто-то схватил меня за руки, завел их мне за голову, прижалк подушке – и я не сопротивлялась. Я ничего не видела. Кровь залила мне глаза исклеила веки, ресницы пропитались кровью. Слишком много крови для чуточкужестковатого секса. Я бешено заморгала – и подумала, что у меня двоится вглазах. Надо мной неоном светились две пары крыльев. Одна принадлежала Шалфею –теперь ростом почти с меня, он меня придавил к кровати, – но вторая былабольше, чуть ли не больше всей меня, коричнево-кремовая, окаймленная розовым, скрасно-синими глазками на каждом крыле. Эти вторые крылья еще не развернулисьполностью – как у бабочки, только что покинувшей куколку.