Я замерла с открытым ртом, силясь понять, зачем он лжет. Илиболтливая соседка все напутала и Сережа не ночевал здесь накануне своей гибели?

— А от кого ты узнал, что он ездил в Нижний, от мамы?

— Да, он звонил ей. Сказал, что уезжает, вернется всреду. В среду как раз годовщина смерти отца, мы собрались на кладбище. Сережкане приехал, мама беспокоилась, и я стал его искать. — Голос звучалсовершенно искренне, и все-таки Миша лгал.

Такие, как Мария Николаевна, приметливые и страдающие отбезделья, ничего не путают. Однако повода лгать мне я не находила и поэтомузабеспокоилась еще больше. Возможно, он мне не доверяет, считая, что я как-тозамешана в убийстве брата? А зачем тогда притащил к себе? Привез, оставил, асам носится неизвестно где, проводит свое следствие и мне ничего нерассказывает.

Подобное недоверие показалось мне обидным. Помолчав немного,я пожелала Мише спокойной ночи, но уснуть еще долго не могла. Он, как видно,тоже, потому что где-то через час поднялся и ушел в кухню. Курил, гремелпосудой, потом вернулся, сел на раскладушку и стал смотреть в пол. Я решила неприкидываться спящей и опять позвала его:

— Миша, я не знаю, чем могу помочь тебе, но… в общем,помочь я бы очень хотела… И, пожалуйста, верь мне…

— Почему ты это сказала? — удивился он.

— Что?

— Верь мне… Ты считаешь, что я тебе не доверяю?

— Ты мне ничего не рассказываешь…

— Нечего рассказывать, Танечка, — вздохнул он,поднялся и подошел ко мне. — Потому и молчу. — Он сел на диван.

— Ты ведь не думаешь, что я что-то скрываю? —спросила я, голос мой звучал жалобно.

— Нет, конечно. С чего ты взяла?

«С того, что ты врешь», — хотелось ответить мне, ноделать этого я не стала, вздохнула и попыталась разглядеть его лицо в темноте.Он наклонился и поцеловал меня, поцелуи становились все настойчивее, но я неспешила к нему в объятия: не в моих правилах иметь дело с мужчиной, которыйменя обманывает бог знает с какой целью. Я осторожно отстранилась и напомнила онасущном:

— Какие у нас планы на завтра?

— Разузнать о делах этой фирмы, может, удастся выйти начеловека, который не хотел, чтобы ты его увидела, ну, и Самохин, конечно…

— Возьмешь меня с собой? — попросила я.

— Тебе будет скучно… — заверил он.

«А здесь мне очень весело», — едва не съязвила я, новместо этого сказала:

— Я не хочу быть в тягость…

— Что ты… — Он вроде бы даже огорчился. — Ты неможешь быть мне в тягость. Я… в общем, я очень рад, что мы встретились, жаль,по такому невеселому поводу.

— У тебя кто-нибудь есть? — рискнула спросить я.

— Женщина? Расстались несколько месяцев назад.

— Почему?

— Почему люди расстаются? Она не могла жить так, какживу я, а я… Я даже не сделал попытки понять это…

— И выставил ее отсюда, — брякнула я.

— Выставил, — помолчав, кивнул Миша, а мне пришлосьпояснить:

— Як твоей соседке за солью ходила, — и добавила:— Извини…

Миша поднялся, подошел к окну.

— У нас с братом были очень сложные отношения, —тихо начал он. — С самого детства. Какое-то дурацкое соперничество, тоесть не соперничество… Ему как будто нравилось делать все мне назло. Если ясчитал, что поступать так подло, — значит, Серега именно так и поступал.Всегда правый старший брат, который действует на нервы. Я хорошо учился, онплохо, я серьезно относился к жизни, он шел по ней играючи, я пошел в милицию,а он… И все-таки мы были очень близки, наверное, это трудно понять, но… он и я— точно две стороны одной медали. Любой самый пустяковый разговор заканчивалсяу нас ссорой, но обходиться друг без друга мы не могли. А потом появилась Юля. Надне рождения у Сереги… Гостей полон дом, и на нее он совершенно не обращалвнимания. Я даже подумать не мог… и только от нее узнал где-то через месяц, чтоони были близки. Я думаю, он был уверен, что я сделал это нарочно, и… в туночь, когда я выставил ее за дверь, я застал их здесь… Все и так было оченьсложно: ей не нравилась моя работа, мой образ жизни, а мне это казалось глупымибабьими капризами. Когда она пыталась поговорить со мной, я просто уходил…Думаю, она это сделала нарочно… Мы расстались, Серега, разумеется, ее бросил, иэто было хуже всего, потому что стало ясно, зачем ему понадобилось все это…Извини, что я рассказываю.

Миша повернулся ко мне, а я тихо попросила:

— Рассказывай…

— Отношения между нами окончательно испортились, ивдруг… Он приехал во вторник. Сначала мы, как всегда, разругались. Из-за мамы.Он обещал привезти ее с дачи, забыл, я взялся его поучать, ну и дело кончилосьскандалом. Он уехал, потом вернулся. Это было на него не похоже, обычно онпосле такого не появлялся неделями, а тут… приехал пьяный, вел себя странно,мне кажется, он хотел со мной поговорить, потому и вернулся. Поговорить очем-то важном. Его что-то мучило, беспокоило… Нервный был, шуганый какой-то… Ая стал воспитывать: пьяный за рулем, и все такое… дурак, одним словом. Потомзаявил, что утром мне рано вставать на работу, и лег спать… Часа в четыре онуехал, даже не простившись. — Миша провел пальцем по стеклу и сказал сусмешкой: — Я мог спасти брату жизнь…

К этому моменту я уже рыдала, размазывая по щекам слезы,Миша подошел и сказал виновато:

— Я не хотел все это рассказывать… Не знаю, как вышло…

— Ты правильно сделал, что рассказал. Боль нельзябесконечно носить в себе. От этого можно свихнуться.

Он вздохнул и обнял меня, а я потянулась ему навстречу,после чего мы легли рядом обнявшись и стали смотреть в потолок, время отвремени осторожно вздыхая то вместе, то по очереди.

Полежав так с полчаса, я решила, что самое мудрое сейчас —уснуть, сказала:

— Спокойной ночи. — И закрыла глаза.

— Спокойной ночи, — ответил Миша, на мгновениеоторвавшись от своих мыслей, и потеснее прижался ко мне. Меня это немногораздражало, потому что спать я привыкла на своей широкой кровати в одиночестве,а если в ней кто-то появлялся, то уж вовсе не для того, чтоб пожелать мнесчастливых снов. Хотя Миша, безусловно, человек положительный и, возможно,считает неприличным использовать ситуацию. «Ну его к черту», — совершеннонеожиданно брякнула я, правда, мысленно, и в самом деле вскоре уснула.