Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня хорошо пообедали. Консервированный литовский борщ с колбасой и копченая селедка с картошкой на второе. Бутылка восемнадцатиградусного «Прибрежного», которого я раньше никогда не пил, пахнущего чем-то неуловимо. И на третье, конечно, чай.
Так мы стараемся выравнивать наш бюджет, Вера затевает купить еще какой-то шкаф или секцию в прихожую. Мне кажется, что это будет не так уж хорошо. Займут мой уголок на полу, последнее место, где я скрываюсь, когда все в доме займутся своими делами. Опять обычный зимний бессолнечный день с прозрачным воздухом. Холодно. Ночью начинается ровное и сразу незаметное гудение и завывание ветра. В газете описываются последствия циклона в Мозамбике. «Люди по нескольку дней провели привязанные к верхушкам деревьев». Пишут, что долго придется восстанавливать разрушенную систему водоснабжения. Собирают в Мапуту вещи для пострадавших и сравнивают это с ташкентским землетрясением.
У нас день проходит совсем спокойно. Верочка приносит заказы: ветчину в прямоугольных банках, шпроты. Все продают к восьмому марта. Вместо плохого чая в заказе болгарский консервированный компот. Я советую ей побольше купить литовского борща, так как его очень просто готовить и у нас останется больше времени для поддержания чистоты в доме. Выпиваю вторую чашку, чайник стоит накрытый ручным махровым полотенцем и не стынет. Под «Прибрежным» успеваю до двенадцати выспаться два раза. Впереди ночь. Под чифиром время проходит незаметно, успеваешь остыть, походить, полежать и согреться и снова пора вставать. Если перед двенадцатью много освещенных окон, то к часу уже их совсем мало, но люди еще маячат на остановке, здесь, в отдаленном районе, транспорт действует допоздна.
Первое марта, ноль градусов, на дорогах выпал снег, ветер юго-западный до двадцати метров в секунду. У нас в Купчине снега не было, третий день подтаивает. Радио не нужно включать, а то возникает стереоэффект. С другого этажа слышно все слово в слово. В Афганистане за два последних месяца зафиксировано десять толчков разной силы. Красный Крест передал им медикаменты и палатки. Многие остались без крова.
Второго марта день был, по воспоминаниям, пасмурный и на редкость однообразный. Заметил только, что снег под окнами не сияющий, искрящийся, как в солнечные дни казалось, когда больно выглядывать на улицу, а весь в серых, как и сказать не знаю, налетах каких-то сажи, грязи и пыли, как будто пасмурность погоды резче подчеркивает тени на поверхности земли. Началась метель, слабая, но протаявшие дороги покрылись новым снежком. Потом шел уже не то снег, не то дождь. В ночь, когда был тут сильный ветер, снесло часть крыши с иезуитского подворья на канале Грибоедова, значит, порывами был ветер очень сильный. Так говорят, другие люди подтверждают, сам я не проверял, конечно, так ли это. Второго было землетрясение под Краснодаром, в ауле Джиджихабль, о силе толчка в эпицентре не пишут, как и о жертвах и разрушениях, но в Краснода- ре 4–5 баллов отмечено. Это уже не дальний свет, ближе к нашим краям. Еще меньшая по размеру заметка об атомном испытании в штате Невада. Не могу ничего об этом дне вразумительного сказать. Выходил из дома, пил пиво. Третьего утром потошнило от чифира, с пивом не связано. Пил и третьего, даже больше, ездили с Кирой на Ленинский проспект в магазин. Раньше никогда этим маршрутом не ездил, вообще места для меня новые, раньше в Дачном был всего пару раз. Проезжаем мимо железнодорожной платформы на Балтийской ж. д., я говорю, далеко от дома забрались, но Кира поправляет, что от нашего недалеко, ехали прямо без пересадок с полчаса. Купили впрок мяса и поехали обратно, разговаривая обо всяких вещах, в частности о книгах. Прочел «Между собакой и волком», показалось очень интересно, но страшно мрачно и не понять, о каких временах идет речь. Да это и неважно. Читал ночью, прочел быстро, потому что много места занимают стихи. День снова ветреный, солнце светит сквозь тучи, больше похожее на утреннюю луну. Неприятно на улице, но есть то преимущество, что в такую погоду люди только пялятся, в худшем случае, друг на дружку, а заняты собой, своим неудобством. Никто ничего не скажет, хотя перед выборами широко продается вино, «Мускат» и «Мадера» дагестанская и «Советское шампанское». Подгулявшего народа, несмотря на это, немного, только у ларька заметны личности, но от холодного ветра и они совеют как-то, видать, своя рубашка ближе к телу. Оба дня помогал маме спорадически по хозяйству. Верочка ночевала у своих.
Весь маршрут, я опять про поездку, смотрел в окно, хоть и исключительно новый район, но интересно. В автобусе тесно, и будь окна замерзшие или безнадежно грязные, это напоминало бы какой-то другой день и другой маршрут, а так замечаешь все же какие-то особенности. Кира говорит, что на этом пути есть кафе «Старые годы», я не обратил внимания, старался ничего не пропустить связанное с ж. д. Тут она расходится двумя ветками на Гатчину и на Сиверскую, вот это место и приметно. Вокруг домов даже нет, пустота, а дальше, в глубине кварталов, пятиэтажные дома выкрашены желтой краской. У нас этого нет. Вообще, архитектура чем-то от купчинской отличается, с непривычки кажется какой-то немецкой. Вечер проспал. Завтра выпьем вина, вот день и выделится немного. Надо уже готовиться к восьмому марта. Может быть, соберемся к Герте Михайловне, тогда Кира успеет мне передать книги, я просил Су Дун-по и одну об индийской мифологии, он советовал почитать, я глянул у него, в самом деле интересная, но тогда не взял. Не помню ни названия, ни автора. Какой-то англичанин. Посмотрим. Но, может быть, никуда и не соберемся, это все еще неопределенно. Куда определенней ночной чай и записи. Слушаю в темноте Канновера и даже задремываю, такой сладкий джаз, какой-то дублинский гитарист, а квартет канадо-американский. Позже слушать нечего, ничего не слыхать, и перехожу на кухню, разводить эти тары-бары с самим собой. Сидеть на свежем воздухе приятно и чай пить приятно. Не забыть Вере сказать, чтобы батон купила, когда пойдет выбирать, а то белый хлеб кончился.