Выходил на улицу. За домами, во дворах слышен громкий птичий щебет. За поликлиникой в голом кусте шиповника сразу десять – пятнадцать синиц, как в ажурной клетке. Рядом с ними, по-весеннему грязными уже, окраска простого воробья выглядит экзотично. Угадывается какой-то цвет оперения, помимо серого, иной, сдержанно-яркий. Или идешь по тропинке, и на кусте толстый нарядный снегирь, даже сумку перекладываешь из руки в руку, кажется, можно его взять или хоть погладить. Но он предупредительно перелетает подальше. Так давно я не видел стрижей и ласточек, а раньше часто приходилось за ними наблюдать под Москвой и в других местах. У нас они совсем не водятся. Им нужны обрывистые берега рек или деревянные дома, где бы можно было прилепить гнездо. Зато сколько в последнее время развелось диких уток. Во дворе за Будапештской вырыли пруд, так там их не меньше сотни я видел, трех мастей. Потом часто чайки к нам залетают, вороны стаями пасутся на пустырях. Какие-то птицы, издали не рассмотреть, облюбовали одно дерево и сидят утром, как и под вечер, несмотря на морозец. Голубей не так много, как в старом городе, но есть и они.

Вчера уже начался пост, а накануне был большой праздник – пятисотлетие со дня смерти Святого Казимира, покровителя Литвы, сорокалетие Ялтинской конференции. Вчера Вера ходила на конференцию по книголюбству и купила две книги: «Поэты пушкинского круга» и «Воспоминания» Анастасии Цветаевой. Очень довольна. Здесь, в Купчине, вообще не встретишь человека без покупок. Приезжая сюда, все несут с собой коробки или свертки, либо идут с сумками и кошелками. Руки всегда заняты. Я прикидываю, что и по прямой от наших садиков до города далеко. Если смотреть в сторону города, то виден один Исаакиевский собор. Теперь и у нас возвышается ориентир – высокое здание больницы скорой помощи, а вот круглая башня в том конце Будапештской не видна, ростом не вышла. Чтобы не пропустить сообщения о землетрясениях, впору прослушивать подряд все выпуски последних известий. Я этого не делаю, гадательно выбираю, когда слушать. Вдруг мама вчера вечером говорит, что уже слыхала об Кавказских, но одно было не пять и восемь, а пять ровно. Я это пропустил, дремал. Все еще холодно у нас, ветрено. Сегодня опять ночью выпал снег. Время между зимой и весной. Сами мы просто так на улицу не выходим, обязательно идем за покупками, даже просто ходить пить пиво не принято. Смотрят уже как на насущего человека. Только пьяные подходят к ларьку просто, без дальнейших околичностей. Поэтому большую часть времени просиживаю дома. Ну а из окон, кроме двух дымящих огромных труб, никакие ориентиры не видны. То, что видно – тысячу окон, надо еще раз помножить на тысячу таких видов, чтобы представить себе, что такое современный город. Когда-то я думал, что новые районы будут раскиданы, не будут смыкаться один с другим. Но нет, уже сейчас не разобрать, что куда относится. Заметно делят их только железные дороги. Надо хорошо знать названия районов, чтобы не путаться, а так я с иллюзиями живу относительно того, как называется то или другое место. На старом плане города было все это лучше видно. Один раз мне дарили такой план, да я не взял, отказался. Пару часов каждое утро провожу бодрствуя, а потом, когда Вера уйдет, могу снова лечь спать. Если чифир горячий, то тебе никто не брат и ты способен отказаться от чего угодно, если немного остыл, то греешься возле газа или батареи, смотришь выпить еще. Я много курю. Несколько дней назад я переписал § 45 «Дао Дэ Цзина».

§ 46. Когда в стране существует дао, лошади унавоживают землю; когда в стране отсутствует дао, боевые кони пасутся в окрестностях. Нет больше несчастья, чем незнание границы своей страсти, и нет большей опасности, чем стремление к приобретению [богатств]. Поэтому, кто умеет удовлетворяться, всегда доволен [своей жизнью].

§ 47. Не выходя со двора, можно познать мир. Не выглядывая из окна, можно видеть естественно дао. Чем дальше идешь, тем меньше познаешь. Поэтому совершенномудрый не ходит, но познает [все]. Не видя [вещей], он проникает в их [сущность]. Не действуя, он добивается успеха.

Ван Вэй Если лед скрыт в сосуде из нефрита, Волна так холодна, как зеркало луны. Сосуд, как и луна, от солнца яркого лучей сокрытый, Сияет, как луна, сквозь прорезь [облаков], Таит в себе замкнутый свет, внутри же нету тайны, Там скрыта чистота, извне он как пустота. Ван Вэй

С приходом весны повсюду разлились воды Персикового источника, и не разберешь, [где] священный источник, в каком месте [его] искать.

«Пишу в деревне у реки Ванчуань в пору долгих дождей»:

В чаще глухой в пору дождей Вяло дымит костер. Просо вареное и гаолян К восточной делянке несу. Белые цапли летят над водой – Залит полей простор, Иволги желтые свищут в листве Рослых деревьев в лесу. Живу средь гор, вкушаю покой, Люблю на цветы смотреть, Пощусь под сосной, подсолнухи рву, От мирской тщеты в стороне. Веду простую крестьянскую жизнь, С людьми не тягаюсь впредь, Но птицы, не ведаю почему: Нисколько не верят мне.

«Когда Су Ши в 1060 г. посетил Кайюаньсы, храм, расписанный этими двумя великими мастерами <Ван Моцзе и У Даоцзы>, он написал стихотворение: «[Ван Моцзе] был глубоким поэтом. Он носил ирис у пояса, а его одежды были украшены душистыми орхидеями. Теперь, когда он