— Это что, лучшее место для наблюдения звезд? — ссомнением спросил Эш, выбираясь из фургона.

— Ну… если ты будешь смотреть прямо вверх. —Запрокинув голову, Мэри-Линетт повернулась к востоку. — Видишь вон тамсамую яркую звезду? Это Вега, королева летних звезд.

— Да. Этим летом она поднимается каждую ночь все выше ивыше, — заметил Эш без особого энтузиазма.

Мэри-Линетт быстро взглянула на него. Он пожал плечами.

— Когда так часто гуляешь по ночам, невольно начинаешьузнавать звезды, даже если не знаешь их названий.

Мэри-Линетт опять посмотрела на Вегу.

— А ты видишь ниже ее что-то маленькое и яркое,наподобие кольца?

— Вроде призрака пончика?

Мэри-Линетт улыбнулась, не размыкая губ.

— Это туманность Кольцо. Я могу видеть ее только втелескоп.

Она чувствовала, что Эш смотрит на нее, и слышала, как онвздохнул, будто собирался что-то сказать. Но вместо этого снова вздохнул иопять стал смотреть на звезды. Для него это был очень подходящий момент, чтобыупомянуть о том, насколько вампиры лучше видят. Однако, если бы он это сделал,Мэри-Линетт в праведном гневе сразу прервала бы его и отвергла его предложение.

Но так как он этого не сделал, она ощутила вспышку гневадругого рода. «Ах так, значит, ты решил, что я недостойна стать вампиром… иликем-то там еще! Но для чего же я на самом деле привезла тебя сюда, в самоеглухое место, какое только могла найти? Смотреть на звезды? Не думаю…

Я теперь не знаю, кто я, — вспомнила она с какой-томрачной безнадежностью. — Боюсь, что я вот-вот преподнесу себе большойсюрприз».

— Ты не потянула себе шею? — спросил Эш.

— Может быть. — Мэри-Линетт слегка повертелаголовой из стороны в сторону, разминая мышцы.

— Растереть? — предложил он, стоя в несколькихшагах от нее.

Мэри-Линетт фыркнула, бросив на него пристальный взгляд.

На востоке над кедрами поднимался серп луны.

— Не хочешь пройтись? — спросила Мэри-Линетт.

— А? Да, конечно…

Они шли, и Мэри-Линетт думала о том, каково это — видетьтуманность Кольцо собственными глазами. Она так страстно желала этого, что еебудто магнитом тянуло вверх.

Конечно, это чувство не было новым. Оно и прежде посещало еемного раз, и обычно все заканчивалось покупкой очередной книги по астрономииили еще одного комплекта линз для телескопа… Все это немного приближало ее кмечте.

«Но это совершенно новое искушение. Более сильное, чем ямогла себе представить, от него захватывает дух.

Что, если я смогу стать чем-то большим, чем сейчас? Таким жечеловеком, но с более обостренными чувствами? Другой Мэри-Линетт, котораядействительно сможет принадлежать ночи?»

Она уже знала, что очень изменилась, стала сильнее: развеона не надавала Эшу пинков? И неоднократно! Ее восхищала чистота неистовстваКестрель. Она понимала логику «убей или будешь убит». Она мечтала о радостиохоты.

Что же еще нужно, чтобы стать ночным человеком?

— Я хочу тебе что-то сказать, — произнес Эш.

«Ободрить его или нет?» — подумала Мэри-Линетт.

Но Эш всего лишь спросил:

— Может, мы наконец перестанем воевать друг с другом?

Помедлив, Мэри-Линетт сказала серьезно:

— Не знаю.

Они шли по лесу. Кедры возвышались над ними, как колонны вгигантском разрушенном храме. Мрачном храме. А внизу стояло такое безмолвие,что Мэри-Линетт казалось, будто она прогуливается по Луне.

Она наклонилась и сорвала лесной цветок, пробившийся сквозьмох. Это был зигаденус ядовитый. Эш тоже наклонился и поднял отломившуюся веткутиса, которая валялась у подножия старого дерева. Они не глядели друг на другаи шли, держась на расстоянии нескольких шагов.

— Знаешь, мне говорили, что это может случиться, —сказал Эш, будто продолжая совершенно другой разговор.

— Что ты приедешь в провинциальный городок и будешьохотиться за убийцей козы?

— Что однажды я полюблю… и это будет больно.

Мэри-Линетт не остановилась. Она не замедлила шаг, но и неускорила его. Только сердце у нее сильно забилось от смешанного чувства страхаи радости.

«О боже, это все-таки случилось… Не могло не случиться».

— Ты не похожа ни на кого, с кем я когда-либовстречался.

— Ты тоже.

Эш обдирал тонкую фиолетовую кору с тисовой ветки.

— Понимаешь, это трудно, потому что я всегда думал олюдях… меня всегда учили думать…

— Я знаю, что ты всегда думал, — резко прервалаего Мэри-Линетт. — Ты думал, что люди — отребье.

— Но, — настойчиво продолжал Эш, — дело втом… Я знаю, это звучит странно, но мне кажется, что я люблю тебя без всякойнадежды на взаимность. — Он содрал еще кусок коры с ветки.

Мэри-Линетт не смотрела на него и не могла говорить.

— Я старался избавиться от этого чувства, но оно неуходит. Сначала я подумал, что если уеду из Верескового Ручья, то обо всемзабуду. Теперь я знаю, это — как безумие: куда бы я ни уехал, это чувствовсегда будет со мной. Я не могу избавиться от него. Поэтому нужно придуматьчто-то другое.

Внезапно у Мэри-Линетт резко изменилось настроение.

— Извини, — холодно сказала она, — но, боюсь,не очень приятно слышать, что кто-то любит тебя вопреки своей воле, рассудку идаже…

— …всем своим склонностям, — холодно закончил занее Эш. — Да, я знаю.

Мэри-Линетт остановилась и взглянула на него в упор.

— Ты не мог читать «Гордость и предубеждение», —заявила она.

— Почему бы нет?

— Потому что Джейн Остен была человеком.

Эш загадочно посмотрел на нее и спросил:

— А ты откуда знаешь?

Хороший вопрос. Пугающий вопрос. Действительно, откуда ейзнать, кто в истории человечества был человеком? А как насчет Галилея? Ньютона?Тихо Браге?

— Ну, Джейн Остен была женщиной, — нашласьМэри-Линетт, отступая на более надежную почву. — А ты — шовинист и свинья.

— С этим не поспоришь.

Мэри-Линетт снова двинулась дальше. Эш последовал за ней.

— Ну а теперь я могу сказать тебе, что… гм… я вамибесконечно очарован и что я вас люблю?

Опять цитата!

— Твои сестры, помнится, говорили, что ты все времяпроводишь на вечеринках.

Эш все понял.