Он встретил ее взгляд, не отводя глаз.

— Если бы я знал, я бы сказал тебе. — Джеремипроизнес это с едва заметным ударением на последнем слове. — Я помогутебе, если смогу.

— Ну, тогда давай прокатимся. Можешь высунуть своюбашку из окна, разрешаю, — сказал Эш, очнувшись.

Это было уж слишком. Мэри-Линетт шагнула к Эшу и, схвативего за руку, оглянулась на остальных.

— Извините нас.

Она дернула его за руку и потащила за бензоколонку.

— Ты, чучело!

— Но послушай…

— Заткнись! — Она ткнула пальцем ему в грудь. Иневажно, что прикосновение к нему снова вызвало электрический разряд, —одной причиной больше, чтобы захотеть его убить. Продолжая кричать сквозьокутавшую ее розовую дымку, Мэри-Линетт вдруг подумала, что этот туман похож наоблако гнева. — Ты хочешь быть в центре всех событий? Быть в центревнимания, выглядеть остроумным и всем затыкать рот?

— О! — только и успел вставить Эш.

— Даже если это задевает других людей? Даже если этозадевает того, кому в жизни выпало мало шансов? Ну, так сейчас номер непройдет! Ровена сказала, что вы считаете оборотней существами низшего сорта. Атебе известно, что это такое? У нас это называется шовинизмом. Среди людейтакое тоже бывает, но это гадко, отвратительно. Мне стыдно даже стоять рядом стобой, когда ты распускаешь свой хвост.

Мэри-Линетт вдруг поняла, что кричит. Она также заметила,что из-за угла бензоколонки выглядывают Марк и Джейд.

Эш прижался к окну, забитому доской, и поднял руки,показывая, что сдается. Он вконец растерялся и не смел сказать ни слова.

«Это замечательно», — подумала Мэри-Линетт.

— Ты долго будешь его шпынять? — осведомился Марк.

Мэри-Линетт заметила позади него Ровену и Кестрель. Все быливзволнованы.

— Я неравнодушна к фанатикам, — заявила она. Идала Эшу еще один пинок, чтобы лучше дошло.

— Мы не фанатики, — быстро заверила ееДжейд. — Мы не обращаем внимания на эту дурацкую чепуху.

— Мы действительно не обращаем на это внимания, —подтвердила Ровена. — К тому же, Мэри-Линетт, наш отец всегда бранит Эшаза то, что он общается с кем не надо во Внешнем Мире. Что он принадлежит кклубу, куда допускают оборотней, и имеет друзей среди них. Все Старейшиныговорят, что он слишком либерален в этом отношении.

— Он выбрал забавный способ демонстрировать это.

— Я думала, что рассказывала тебе об этом, —добавила Ровена. — Ладно, не будем вам мешать. — И она направила всехназад, ко входу в здание станции.

Когда они с Мэри-Линетт опять остались одни, Эш спросил:

— Мне уже позволено удалиться?

Похоже, он был в очень плохом настроении.

Мэри-Линетт решила оставить его в покое. Она внезапнопочувствовала себя уставшей… Уставшей и выжатой, как лимон. Слишком много всегослучилось за последние несколько дней. И конца-края этому не было видно, и… вобщем, она устала, вот и все.

— Чем скорее ты уедешь отсюда, тем будет лучше, —бросила она Эшу, отходя от него. В голове она чувствовала какую-то тяжесть.

— Мэри-Линетт… — В голосе Эша прозвучали нотки,которых она прежде не слышала. — Послушай… это зависит не только от меня.В понедельник здесь появится еще кое-кто из Царства Ночи. Его зовут Квин. Иесли все мы не вернемся назад вместе с ним, весь ваш городок попадет в беду.Если Квин сочтет, что здесь каким-то образом нарушены Законы… Ты даже непредставляешь, на что способны обитатели Царства Ночи.

Мэри-Линетт отчетливо слышала, как стучит ее сердце. Она нев состоянии была обернуться и взглянуть на Эша.

— Они могут уничтожить весь Вересковый Ручей. Я говорюэто серьезно. Они уже делали подобные вещи, чтобы сохранить тайну Царства Ночи.Это их единственная защита от людей.

— Но твои сестры не собираются уезжать, —Мэри-Линетт произнесла это убежденно, но без всякого вызова.

— Тогда всему городу грозит беда. Здесь находятсябродяга-оборотень, три изменницы-ламии и тайный убийца-вампир, не говоря уже одвух смертных, которые знают о Царстве Ночи. Это равносильно катастрофе.

Они долго молчали. В Мэри-Линетт все противилось тому, чтоговорил ей Эш. Наконец она спросила:

— Так чего же ты от меня хочешь?

— Я и сам точно не знаю… Почему бы нам всем не съестьпо пицце и не посмотреть телевизор? — Его голос почти срывался на крик.

Но затем он добавил уже спокойным тоном:

— Понятия не имею, что делать. Поверь, я постояннодумаю об этом. Но единственное, к чему я пришел, — это то, что девочкидолжны вернуться со мной и что мы должны напропалую врать Квину.

Мэри-Линетт пыталась сосредоточиться, но в голове у нее всеперемешалось.

— Есть еще одна возможность, — сказал Эш. Онпроизнес это почти шепотом, словно ему было безразлично, захочет ли онауслышать его.

Мэри-Линетт чуть расслабилась, наблюдая, как через еезакрытые веки просвечивает желто-голубое солнце.

— Какая?

— Я знаю, что вы с девочками совершили обряд кровногородства. Закон этого не позволяет, но сейчас речь не об этом. Отчасти именноиз-за вас с Марком они не хотят уезжать отсюда.

Мэри-Линетт открыла было рот, чтобы возразить: сестры нехотят уезжать отсюда, потому что жизнь в Царстве Ночи для них невыносима, но Эшпоспешил продолжить:

— Но, может быть, если бы вы стали такими же, как мы,мы смогли бы что-то придумать. Я мог бы забрать девочек обратно на остров, ачерез несколько месяцев снова вытащить их оттуда. Мы отправимся в такое место,где нас никто не знает. Никто ничего о тебе не заподозрит. Девочки будутсвободны, и ты будешь с ними… Тогда они будут счастливы. И твой брат тожесможет приехать.

Мэри-Линетт медленно обернулась. Она разглядывала Эша.Солнечные лучи высветили в его волосах прежде незаметные тона, и теперь онимерцали теплым светом, как у Джейд или у Кестрель. Глаза его помрачнели,сделались почти темными. Стройный и элегантный, как всегда. Только вид у негобыл явно огорченный.

— Не хмурься, это тебе не идет, — сказалаМэри-Линетт.

— Какого черта! Я не нуждаюсь в твоей опеке! —заорал Эш.

Мэри-Линетт вздрогнула. «Что ж, хорошо, пусть так…»

— Я полагаю, — начала она осторожно, однако даваяему понять, что право на огорчение и досаду сейчас имеет только она, — чтоты предлагаешь мне превратиться в вампира.

У Эша дрогнул уголок рта, он засунул руки в карманы иотвернулся.

— В общем, да.

— Чтобы твои сестры могли быть счастливы.