Первое покушение произошло в 1840 году. Как-то летом, в среду, в чудесный день Эдвард Оксфорд, молодой безработный официант и человек с большим воображением, подобно многим лондонцам, захотел посмотреть на то, как королева совершала свою привычную поездку по городу в карете. К тому времени Виктория находилась на троне всего три года, тогда ее образ еще был далек от привычного нам образа великой императрицы-матриарха – она была двадцатилетней девушкой, беременной своим первым ребенком из тех девяти, что родятся у них с ее мужем Альбертом. Тогда пара еще была счастлива, но спустя несколько лет Виктория будет сокрушаться: «Физически и морально женщина находится в рабстве у своего супруга». Эдвард Оксфорд был более-менее согласен с этой фразой, потому что считал, что женщина не могла править. Впрочем, это он скажет уже после своего ареста. До этого, в шесть часов вечера, едва открылись ворота Букингемского дворца, который Виктория превратила в свою королевскую резиденцию, Эдвард, выстрелив дважды по карете королевы, успел лишь сказать, а точнее выкрикнуть следующее: «Это был я! Это был я!» Никакого вреда молодой Виктории он не причинил, более того, повысил ее популярность, и все же королева отдала приказ повесить его. Вместо этого Оксфорд был признан «невиновным по причине невменяемости» и отправлен в психиатрическую больницу. Следующего нападавшего на королеву постигнет примерно та же участь: в том же самом месте два года спустя плотник Джон Фрэнсис, убежденный в том, что монархия представляла собой невыносимые для нации расходы, решил сам сократить бюджет государства и выстрелил в Викторию. Королева не пострадала, и вновь эта агрессия лишь усилила любовь подданых.

Вскоре поход к воротам Букингемского дворца, чтобы посмотреть, не выстрелят ли в королеву еще раз, превратился в местное развлечение. Толпе не пришлось долго ждать, потому что спустя всего месяц заскучавший горбун по имени Джон Уильям Бин подошел ко дворцу, чтобы посмотреть на прогуливающуюся Викторию, и направил на нее пистолет, начиненный камнями, бумагой и табаком. Пистолет не сработал, и Бину удалось скрыться, поэтому на последующие несколько часов все горбуны в Лондоне и его окрестностях превратились в подозреваемых, но в конце концов преступника все же удалось задержать. Его скука была компенсирована полутора годами тюрьмы и какой-никакой славой.

Перспектива добиться хоть какой-то известности побудила ирландца Уильяма Гамильтона достать пистолет, заряженный лишь порохом, и выстрелить в королеву в том же самом месте семь лет спустя. Его приговорили к каторге, как и следующего преступника, Роберта Пэйта, богатого солдата в отставке. Однажды в 1850 году он запрыгнул на королевскую карету и начал жестоко избивать Викторию своей тростью: «Я уже давненько нахожусь в депрессии», – заявил он о причине своего поступка. Виктория, не в силах понять, почему на нее было совершено столько покушений, с особым отвращением отреагировала на жестокость последнего. Впереди ее ждало еще два покушения. Однако еще прежде скончался Альберт, и Виктория отошла от общественной жизни, в то время как проблемы империи продолжали нарастать. Уединенность, которую предпочла королева, была истолкована как пренебрежение, ее популярность сильно упала, а республиканские настроения возросли. Многие задавались вопросом, для чего была нужна живущая, словно отшельница, отдалившаяся от всего мира королева? Около 1870 года Виктории не оставалось ничего другого, как вновь появиться при дворе, и этим воспользовался еще один ищущий славы безумец – ирландский сторонник независимости появился у Букингемского дворца со сломанным и бесполезным пистолетом и, прежде чем его поймали и обезвредили, он успел наставить его на королеву. Популярность королевы вновь взлетела, и случилось это как нельзя кстати.

Впрочем, худшее из нападений ожидало ее впереди: 2 марта 1882 года поэт-мизантроп Родерик Маклин, убежденный в том, что разговаривает с Богом, считавший цифру 4 своим счастливым числом, а голубой цвет – приносящим удачу, пребывал в ярости из-за того, что отправил несколько своих стихов королеве, но не получил ответа. Поэтому Маклин решил появиться около кареты Виктории и выстрелить в нее – он едва не попал в цель и был задержан учениками Итона, которые избили его своими зонтиками. Поскольку было ясно, что у Маклина поехала крыша, его отправили в психиатрическую больницу, отчего Виктория пришла в ярость. Это было уже седьмое покушение на ее жизнь, и она считала, что никто из преступников не понес должного наказания. Королева жаждала мести. Касательно этого случая и всех предыдущих: «Если это закон, то тогда закон нужно изменить», – сказала она премьер-министру. И ее приказ более-менее выполнили: ей не удалось добиться того, чтобы Маклин был повешен, однако согласно новому закону его стали считать не «невиновным по причине невменяемости», а «виновным, но невменяемым». Символический реванш. Кроме того, благодаря этому факту популярность королевы и ее престиж достигли своего пика и не снижались до самой ее смерти. Ведь в конце концов, как она написала в письме одной из своих дочерей после последнего покушения: «Стоит пережить покушение, чтобы убедиться в том, насколько тебя любят».

Семьи

У диктаторов тоже есть матери. Мать Сталина звали Кеке Геладзе, она проживала в родной Грузии, за 1500 километров от своего сына. Работала модисткой и поденщицей. Она пережила жестокого мужа и смогла выжить в среде, которая пыталась подавить ее свободный и сильный характер. Женщина хотела, чтобы Иосиф, единственный из ее детей, кому удалось пережить детство, стал священником. Впрочем, Иосиф разочаровал мать. Священником он не стал, это она знала, но, по правде говоря, кем он был на самом деле, она понятия не имела. В действительности Кеке почти ничего не знала о своем сыне. Да, иногда он ей писал, проявлял заботу, и все же после революции почти не приезжал к ней. Пара визитов за пятнадцать лет и на этом все. В 1935 году она заболела и ее сын Иосиф, которого она называла Сосо, отправился в Грузию. Наконец-то она могла спросить его, кем он работает.

Визит был недолгим, но повлек за собой репортаж из двух частей в «Правде». Кеке, которой на тот момент было семьдесят пять лет, была, возможно, единственным человеком в СССР, который мог совершенно свободно разговаривать со Сталиным. Именно это она и сделала. Спросила его о Троцком, сказала, что им нужно было править вместе, а еще – что она всегда хотела, чтобы Иосиф стал священником, потому что священники работали мало и очень хорошо жили. По словам врача, лечившего Кеке, в какой-то момент Сталин спросил свою мать, почему она так