монеты, на которой помимо его имени еще и появлялось его лицо. Ни один из ранее живущих римлян не был удостоен такой чести при жизни. Пленник Фармакузы превратился из того, кто находился на темной стороне истории, в того, кто будет определять ее светлую сторону. Все это произошло в январе 44 года до н. э. Через два месяца и после двадцати нанесенных ножевых ранений он будет мертв.

Язык серебра

О том, как один молодой и харизматичный политик оставил Афины на краю пропасти

Мужчина в поиске войны. Сейчас его имя ни о чем нам не скажет; впрочем, при жизни этого человека оно гремело. Его упоминание на страницах книги считается одним из самых впечатляющих в западной литературе: в конце «Пира» Платона Сократ и его друзья собрались, чтобы отпраздновать получение одним из них награды, весь вечер они выпивают и разговаривают о любви, но вдруг воздух сотрясает жуткий шум, во внутреннем дворике слышны крики, кто-то начинает колотить в дверь. Это молодой Алкивиад. Он пьян в стельку и едва стоит на ногах.

Одна из флейтисток пытается удержать украшенного плющом, фиалками, коронами, лентами и гирляндами Алкивиада, но ему все равно удается зайти в дом. Все подбадривают его и приглашают остаться. Все, кроме Сократа. В Афинах того времени, где было сконцентрировано невероятное количество гениев и талантов, самой известной и желанной персоной являлся Алкивиад, однако поведение новоприбывшего вызывает у Сократа слишком бурную негативную реакцию. Она достигает своего апогея, когда юношу просят присоединиться к беседе о любви и он начинает восхвалять Сократа. И хотя философ его поспешно прерывает, опасаясь, что на самом деле он просто иронизирует, захмелевший Алкивиад принимается рассказывать о том, как сильно он любит Сократа и восхищается им: «Это единственный человек, способный заставить меня стыдиться». Кроме того, продолжает Алкивиад, Сократу нет равных, потому что его не обуревают страсти. Он равнодушен к деньгам. И к красоте тоже. Чтобы проиллюстрировать свои слова, он рассказывает, что даже его самого, Алкивиада, как бы шокирующе это ни прозвучало, Сократ не единожды отвергал. Однажды ночью Алкивиад даже забрался к нему в постель. Ничего не произошло: «Я как будто бы лег в постель к отцу или к брату».

Платон поместил описанную выше сцену в 416 год до н. э. Афины тогда переживали последние годы своего золотого века, но триста тысяч их жителей тогда еще об этом не знали. Никаких причин об этом догадываться у них не было. Напротив, город по-прежнему оставался самым большим и важным в Греции, в нем проживали выдающиеся философы, ораторы, писатели и художники Средиземноморья. Впрочем, все они меркли по сравнению с молодым Алкивиадом, самым знаменитым из проживающих тогда афинян. Жизнь улыбнулась ему, когда он еще был в колыбели. Хорошая семья, хорошее образование, он был привлекателен, умен и имел выдающиеся способности к обольщению и ораторскому искусству. Он также проявил мужество и решительность на войне. Именно так Алкивиад и встретился впервые с Сократом – пятнадцать лет назад во время одной из битв, в которой философ спас ему жизнь. Итак, Алкивиад был богат, красив, умен, храбр и обаятелен – абсурдный список талантов, к которым он еще и добавил несколько побед в Олимпийских играх. Куда бы он ни направлялся, с кем бы ни говорил, благодаря своим длинным пурпурным одеждам и свите спутников он везде имел успех. Чтобы спровоцировать беспорядки, ему всего лишь нужно было где-нибудь остановиться и произнести речь. Люди сразу бы прекратили все свои дела и стали бы его слушать. Афины были прямой демократией, где кроме женщин, рабов и чужеземцев все были равны и участвовали в управлении, но некоторые из них были более равны, чем другие, и Алкивиад, разумеется, не был обычным смертным. Тем не менее реальность не всегда давала ему возможность это продемонстрировать.

Пелопоннесская война, вечное противостояние Афин и Спарты за господство в Греции, в то время уже пять лет как находилась на этапе перемирия. Это означало, что такие молодые люди, как Алкивиад, не могли отправиться искать славу, богатство и известность на поле битвы. Только политика могла предоставить им возможность проявить себя. Однако никакие речи или дебаты не могли сравниться с легендами о победоносной войне, поэтому Алкивиад решил, что раз жизнь не даровала ему войну, значит, он должен спровоцировать ее сам. А возможность одержать триумф ему мог бы принести один далекий остров, ведь как раз за год до той самой сцены в «Пире» в Афины с просьбой о помощи пришли послы. Они прибыли из Сицилии, представляли один из городов, который конфликтовал с другим, и требовали, чтобы греческий полис выступил на их стороне. Кроме того, они предложили возместить траты на возможные экспедиции. И чтобы доказать, что деньги у них имеются, они оставили аванс и разрешили нескольким афинским послам посетить остров и убедиться, что его жители бедняками не были. Это был настоящий фарс. В действительности они просто показали все, что хотели, и убедили афинян в том, что этот аванс был лишь малой частью того, что у них на самом деле было. Фарс фарсом, но они, помимо прочего, совершили ужасную ошибку: посланцы из Афин вернулись в свой город, убежденные в том, что Сицилия была богата, и у Алкивиада открылись глаза. Если Сицилия была таким процветающим и богатым островом, почему бы туда не поехать? А если туда и ехать, то можно было это сделать не только ради урегулирования мелкого спора, не правда ли? Почему бы заодно не захватить весь остров? Вскоре он выяснил, что не все думали так же.

Мнения в городе разделились. Афиняне, выступавшие против экспедиции на Сицилию, пытались доказать на публичном собрании, что это была не их война, и, кроме того, они старались не расширять свои владения, потому что боялись, что не смогут контролировать отдаленные территории. Они совсем не знали этот остров, и если бы отправили туда войско, то Афины тогда бы остались незащищенными. Поэтому афиняне рисковали ничего не добиться и потерять все, ведь тогда они бы дали спартанцам повод нарушить перемирие и атаковать Афины. Впрочем, Алкивиада это не особо волновало. Он обратился к силе убеждения и расписал завоевание Сицилии как простое приключение, для которого потребуется всего шестьдесят кораблей. Более того, по его словам, экспедиция не только не оставила бы город на милость врагам, а еще и послужила бы своего рода развлечением афинянам, живущим в мирное время. Он был уверен, что из Сицилии все