скоро вернемся, — а потом добавил кое-что такое, от чего у нас с Ярославом глаза на лоб полезли: — с ключами.

Сагир не возражал. Артур взял нас за шкирки и выволок на улицу, потом запихнул в машину и сел за руль. Мы с Ярославом послушно повиновались, потому что он делал все так уверено, что и не возразишь.

Только в машине, когда Артур завел мотор, а мы все еще не знали, для чего нас туда посадили, я спросил:

— Куда ты собрался? Скрыться с места преступления?

Как будто чтоб обстановку разрядить. Но вышло слишком натянуто.

— За ключами поедем, — невозмутимо ответил Артур.

— Куда ж мы за ними поедем, родной? — Ярослав просунул голову через проем сидений.

— На кладбище, — ответил тот.

Мы оба замолчали. Сперва — от шока.

— Какое еще кладбище? — опешил я минут через пять.

— Районное, какое еще. Где ту бабку закопали.

И тут я понял, что он имеет в виду. Сердце ушло в пятки, я спросил:

— С чего ты взял, что ключи именно там?

— А где им еще быть? Морг мы обыскали, пропали они сразу после того, как ее увезли. Если вдруг вы ключики заныкали — сейчас самое время сознаться и отдать их, если нет — дальше едем молча.

шутки с ним плохи, поэтому хотелось сохранить с ним хорошие дружеские отношения. К тому же, ответственность еще. Ключи ведь мы потеряли.

— А как мы нужную могилу найдем?

Артур ничего не ответил. Наверное, у него был какой-то план.

Потом Ярослав — рисковый парень — спросил:

— А что будет, если мы их не найдем?

В этот момент я был готов проломить ему череп, как той кошке, и закопать на месте той бабки.

Артур спокойно ответил:

— Я не трудоустроен официально, потому что у меня бумаги не в норме. А им только на руку, потому что налогов меньше платится. Короче, захотят они на меня заяву накатать — с них спрос будет, что я вообще там делал. Максимум, что они мне могут сделать — это уволить. Весьма досадно, но не критично.

Такой вот он был, наш Артур: спокойный, как удав, здоровый, как медведь, и неуязвимый, как таракан во время ядерной войны. Он успокоил нас так, как будто мы заботились о его здоровье, и совершенно ничего не сказал о том, что грозит нам. Это весьма многообещающее для нас с Ярославом умолчание расставило все точки над «и».

Оказалось, что ночью на кладбище совсем не страшно. Очень тихо и спокойно. Если не думать о том, что под землей покойники — даже приятно.

Ночной воздух очень сильно отличается от дневного. Дневной — он как горячий чай, а ночной — холодная вода с сиропом. Такая холодная, что аж горло немеет. Ночной воздух обволакивает изнутри и снаружи, его чувствуешь, как мертвую кожу на живой.

Когда мы прошли за ворота кладбища, держа лопаты наперевес, нас окружили совсем заросшие могилы, заброшенные и никому ненужные, с мертвецами, имен которых никто не помнил. Да и все кладбище заросло деревьями, вышел настоящий лес. Наверно, их корни давно разбили гробы и включили останки в свой рацион, прям как мы.

Конечно, ходить по кладбищу ночью — это не бродить по улице при свете дня. Жутковато. Но вряд ли я сам чувствовал эту жуть. Скорее, боялся внутри меня маленький мальчик, которого когда-то напугали кладбищем и который верил, что мертвецы могут вставать из своих могил.

Сейчас-то я точно знаю, что те, кого мы покромсали, уже не встанут.

Артур знал номер участка, на котором похоронили ту старуху. Если б участки еще и пронумеровали, это было бы не бесполезно. А так — мы просто узнали, что нужная нам могила должна быть где-то в конце кладбища, то есть в новейшей его части. Узнали и пошли.

По мере того, как мы углублялись в кладбище, воздух портился. Становился затхлым и душным, как в склепе. Когда мы вышли из машины, мне показалось, что на улице прохладно и свежо — я помню это, потому что от этого мне похорошело. Может, это из-за того, что в морге дышалось хуже, а может, на кладбище стоял какой-то особенный воздух. В совокупности со звенящей тишиной и могильными плитами это казалось очевидным — особенный воздух. Казалось, что в таком месте воздух должен быть особенным. Что могильные плиты источают какие-то специфические пары.

Я очень надеялся, что нам не придется раскапывать все могилы за день.

— Я читал отчет о вскрытии, — рассуждал вслух Артур, — а хоронили на третий день после смерти, умерла она четыре дня назад. Смотрите на даты. В один день не может умереть очень много бабушек.

— И я помню ее лицо, — вставил Ярослав. — Если там есть фотография, я ее точно узнаю.

Я поперхнулся.

— Так ты на ее лицо смотрел, пока резал?

Ярослав гоготнул.

— А что мне ее, полотенцем надо было прикрыть?

Я не видел в этом ничего смешного.

— Почему нет?

— Да я не суеверный, — отмахнулся Ярослав.

Не могу сказать, сколько шли поиски. Время текло без нашего участия. Кладбище — это вообще такое место, где следить за временем оскорбительно. Мементо мори. Пока мы с Артуром шли молча и заморочено, Ярослав радовался жизни: даже зачерпнул горсть поминальных конфет с чьей-то могилы. Когда он ткнул их мне под нос, я с отвращением отпихнул его руку.

За Артуром тянулся след дымка сигареты. Под светом луны дым казался сизым и вился вокруг его поблескивающей лысины, как ореол могильного свечения.

Может, если бы я не думал о том, что нам предстоит, мне бы даже понравилась эта сцена. Я все-таки романтик.

Когда мы нашли нужную могилу, Ярослав сказал, посмотрев на надгробие:

— Приятно познакомиться, Тамара Витальевна. После всего, что между нами было, я даже рад узнать наконец ваше имя.

А на улице ещё и ночь, луна полная светит — обстановка очень романтичная и ни капельки не подобающая.

На удачу, могила представляла собой только насыпь песка и деревянный крест. Ни оград, ни бортиков. Артур посветил на нее телефоном, иначе мы бы и этого не увидели. Никакого освещения на кладбищах не предусмотрено, поэтому если по кладбищу идешь ночью, то не видишь, в общем-то, ничего, даже своих ног.

Мы начали копать. Мы — это я и Ярослав. Я, конечно, взглянул на Артура с намёком, пока он вдохновенно смотрел на небо — там светились звезды, луна и все такое.

— Я знаю, что вы парни ровные и все по красоте сделаете. Чего