– Я узнала, что Рей поступила непорядочно по отношению к Брук еще до того, как они начали встречаться, и рассказала об этом Брук.

– Дерьмо, – снова сказал он. – Могу спросить, что она сделала?

Я покачала головой, глядя на свой кофе со льдом. После неразберихи прошлой ночи я не хотела усложнять ситуацию, распространяя сплетни. Даже если и сомневалась, что Броэм пойдет и поделится со всеми.

Броэм с любопытством уставился на меня.

– …Могу я спросить, как ты узнала об этом?

Я встретилась с ним глазами, и, должно быть, чувство вины выдало меня, потому что он потер подбородок рукой и качнул головой.

– Дерьмо.

– Знаю, знаю. Обычно я не использую шкафчик для таких вещей, клянусь.

– Обычно?

– Почти никогда. Только однажды, и это тоже было с Брук.

Он не проявил никакой реакции, но это само по себе было реакцией.

– Да, знаю, как это выглядит, – сказала я. – Но я пыталась позаботиться о Брук.

Броэм широко раскрыл глаза и сделал глоток кофе.

– Что? – спросила я.

– Ничего.

О господи, он осуждал меня. Учитывая, что его мнение не слишком много значило для меня, я была удивлена, как сильно меня задела эта мысль.

– Лучше бы я этого не говорила, – сказала я, глядя на колени. – Теперь ты думаешь, что я ужасный человек.

– Тебе еще далеко до ужасного человека. Но звучит так, будто ты понимаешь, что делала все это не ради Брук.

– Почему ты не можешь сказать, что это нормально – немного переборщить, когда ты влюблен?

Броэм прищурился и лениво пожал плечами.

– Это то, что ты бы ответила тому, кто написал бы тебе о подобном?

У меня болела голова, и мне казалось, что кто-то привязал якорь к моей талии и бросил его посреди океана. Броэм был прав, и он частенько оказывался прав, за что я немного ненавидела его. Самодовольный кретин.

Было намного проще злиться на Броэма, чем на себя.

Броэм казался невозмутимым.

– Ты не первая, кто сделал что-то хреновое в благородном стремлении заполучить любовь.

Мы встретились взглядами, и я невольно улыбнулась.

– Ты хотя бы не разрушал ничьи отношения.

– Ну, нет, я же не суперзлодей, – мягко сказал он, но блеск в его глазах подсказал мне, что он дразнит меня. – Но я тоже неидеален. Ты бы видела, каким пассивно-агрессивным я могу быть. Даже страшно.

Последнее было настолько неожиданным, что мой кофе со льдом попал не в то горло, и я поперхнулась.

Броэм был слегка встревожен, когда я откашлялась.

– Извини, – сказал он. – Я и забыл, какой эффект может оказывать это слово.

Я вытерла рот тыльной стороной ладони, чтобы проверить, нет ли кофейных брызг.

– Боже милостивый, есть ли место, где это слово не имеет такого эффекта?

– Вся моя страна разве не считается?

– Смотря кого ты спрашиваешь.

– Грубо.

– Итак, это не плохое слово?

Броэм поморщил нос. Было забавно, учитывая его постоянную серьезность.

– Хм, я бы не стал говорить это, например, человеку, которому за тридцать, но это сложно. Если сказано достаточно жестко, может звучать оскорбительно, но может быть и комплиментом, или ты называешь так кого-то, если шутишь. Слово со множеством функций.

– Тогда ладно. Но никогда перед моей мамой, хорошо?

– Не переживай, я уже научился этому на собственном горьком опыте. Я оставался за это после уроков.

Я хихикнула.

– Правда?

– Да, это было на второй неделе моей учебы здесь. Но не произвело желаемого эффекта, потому что было мне в новинку – остаться после уроков, как в «Ривердейле».

– О боже, нет.

– Я совершенно серьезно. Мы все выросли на ваших фильмах, сериалах и книгах, но большинство вещей в реальной жизни совсем не такие. Было весело переехать сюда. «О боже, все автомобильные сиденья поменялись местами, здесь есть столовые и Твинки!»

Я покрутила соломинку и ткнула пальцем в лед в стакане.

– У вас нет столовых?

– Нет. Большинство людей приносит обед из дома, ты можешь что-то купить в буфете, но это не полноценный обед, и там нет подносов и много чего еще. И ты обычно ешь на улице.

– Как столики снаружи?

– Нет, как сесть на траве, или на ограде, или ступеньках с обедом на коленях.

Если бы моя улыбка была такой же широкой, как я думала, мне, вероятно, следовало бы сдержаться, но мне было все равно.

– О, я хочу побывать там.

– Ты должна. Поезжай в Голд-Кост или Аделаиду.

– Ты оттуда?

Самый уголок его рта приподнялся.

– Из Аделаиды. Поэтому у меня такой акцент.

– Да, я как раз собиралась спросить об этом!

– Ну, короче говоря, когда в Австралию вторглись и колонизировали ее, они решили, что было бы неплохо бросить туда всех заключенных Британии, так что большая часть восточной части страны развила акцент под влиянием британских акцентов, особенно тех, которые распространены среди рабочего класса.

– Ты ведь знаешь, как это прозвучало?

– Британская классовая система проблематична; не стреляйте в гонца, принесшего плохую весть. Позже, когда европейцы начали приезжать в Южную Австралию, они были свободными поселенцами, так что там развилось другое произношение.

Здесь он изобразил преувеличенно снобистский акцент.

– Как у английской королевы, понимаешь? Потом этот акцент смешался с другими и появился незаконный ребенок, который звучит как я. Так что большинство людей в Австралии говорит «танец» и «шанс» почти как вы, но мы – «данец» и «шанз». Вот такое дерьмо.

Я совсем забыла о своем кофе, который становился все более водянистым, но меня это не беспокоило. Впервые я слышала что-то подобное. Мне вдруг пришло в голову, что я вообще мало знаю о стране Броэма. Имею в виду, думала, что знаю, но…

– Есть еще какие-то отличия?

– Ну, знаешь, территориальные, но ничего такого, что могло бы иметь значение для тебя. В некоторых штатах говорят «купальщики», в некоторых – «ныряльщики», в некоторых – «пловцы».

– Купальщики, – фыркнула я.

– Это правильный термин, – спокойно ответил Броэм. – И, в отличие от большей части страны, мы делаем одну странную вещь с буквой «л». Например, не произносим, если она стоит перед согласной или в конце слова. Например, «волк».

Я внимательно слушала, пока он говорил. «Вок».