еду от своих семей. Многие подделывали медицинские документы, чтобы убедить дирекцию тюрьмы в проблемах со здоровьем, чтобы получать еду извне.

Когда я, между прочим, спросил, могу ли я также получить разрешение на получение еды извне, директор быстро ответил, что я не имею на это права, поскольку у меня нет никакой болезни, требующей специального рациона. По всему было видно, что мне на самом деле не нужен был специальный режим. Я был доволен тем, что я не болен и ел, как все, блюда обыкновенного меню, предусмотренного для заключенных. Я не настаивал. В пятницу был день посещений, и моя семья регулярно приходила повидать меня.

Они покупали мне что-то в тюремной лавке. Посещения проводились снаружи на поле между офисом дирекции и тюрьмой. Когда я выходил из тюрьмы, чтобы повидать моих посетителей, я привлекал внимание десятков людей, пришедших повидать своих заключенных. Многие хотели поприветствовать и поддержать меня, но немногие осмеливались. Женщины плакали, видя меня одетым в розовую робу заключенных.

Едва вернувшись от посетителей, я всегда встречал очередь из заключенных, которые ждали меня у моей камеры. Это были заключенные, к которым никогда никто не приходил. Все они просили у меня сахара, хлеба или фруктов. Я был счастлив поделиться с ними. К сожалению, я не мог услужить всем, мои возможности были очень и очень ограничены. Но это великое счастье – разделить немногое, что я имел, с ними. На самом деле в глубине моего сердца, не принимая во внимание то, за что я был осужден, у меня было внутренне убеждение, что я попал в тюрьму, чтобы пройти школу сострадания, смирения и человечности. Истинную школу Любви.

Спустя шесть месяцев, после того, как я прибыл в тюрьму, мой сосед отбыл, и я почувствовал, что могу начать участвовать в активных действиях. Я ответил положительно хористам. Мне сказали, что существует три хора, и я предпочел не выбирать хор, но аккомпанировать всем по очереди на синтезаторе во время мессы. Также я присутствовал во время репетиций, чтобы поправлять их многочисленные ошибки при чтении нот. И пусть голоса моих хористов были любительские и не самые прекрасные, мне очень нравилось молиться с ними. Мне представлялось, что Бог слышит голоса не горла, но наших сердец. Сердец почти омертвелых, но с единственной жаждой справедливости, освобождения – больше всего мы хотели свободы.

Воскресная месса была самым радостным событием на неделе. Каждое воскресенье месса начиналась в 9 и заканчивалась в 12.30. Три с половиной часа молитвы, наполненной пением, привлекавшей большинство заключенных. На самом деле, после моего появления Центральная церковь святой Терезы из Лизьё насчитала множество новых приверженцев. Во время этой молитвы я был тронут и впечатлен пылом и благочестием некоторых молитвенников, таких, как Виктория Ингабире. Бывший кандидат в Президенты на выборах 2010 года не пропускала ни одной домашней мессы с тех пор, как я появился.

Во время репетиций с моими хористами я был тронут одним феноменом, который исподволь заметил. Заключенные, приговоренные пожизненно за участие в геноциде, исполняли мои литургические произведения с большим пылом и благочестием. Мне нравилось, что молитва моей души может сопровождать тех и помогать тем, кто отвергнут обществом, а часто и самими собой по причине собственных грехов. С другой стороны, некоторые офицеры полиции, а также бывшие военные режима РПФ, заключенные в ту же тюрьму, как и я, приходили вступить в хор.

Когда эти бывшие служители власти, которая преследовала меня и бросила за решетку, исполняли мои песни, говорившие о Божественном милосердии, полные эмоций и мольбы о сострадании Господнем к ним, я чувствовал себя удовлетворенным, и это говорило мне, что благодать в молитвенном пении, в сердцах всех заключенных может на самом деле очистить их и умиротворить. Если я могу этому содействовать, то моя жизнь наполняется смыслом. Смысл моей жизни – возможность способствовать умиротворению, которое происходит в Церкви или за ее пределами.

22. Основная тактика РПФ – требовать от людей, чтобы они признали вину и просили прощения

Множество заключенных были откровенны со мной в центральной тюрьме Кигали. Многие, осужденные за геноцид, за политические преступления или за обычные преступления, рассказывали мне, как они признавали свою вину в преступлениях, которые они не совершали, чтобы сохранить свою жизнь.

Например, Муринда Жан Боско, осужденный на пожизненный срок за геноцид, рассказывал о своём аресте в 1994 году армией РПФ вместе с большой группой хуту в Кигали. Привезенные на грузовике в военный лагерь президентской гвардии в Кимихурура, многие были убиты там.

Перед допросом господина Муринды военный РПФ больно ударил его палкой в грудь и попросил его назвать имена людей, которых он убил.

«Я должен был заполнить лист и довольно большой, если я хотел выжить», – сказал он.

Тогда он назвал имена членов своей семьи. Своих родителей, своих братьев и сестер, которые бежали от войны в Конго. Они были живы.

«Когда он спросил, как я их убил, я ответил, что из ружья».

– Ты умеешь обращаться с огнестрельным оружием?

– Я научился на месте.

Изобретательная ложь спасла жизнь Жан Боско Муринда.

Несколько лет спустя, когда трибунал Гачача начал свою работу, заместитель прокурора приехал повидать Жана Боско, чтобы повторить допрос. Заместитель прокурора знал, что люди, в убийстве которых Жан Боско сам признался, на самом деле живы, и его тюремное заключение причиняет им боль.

При новом допросе Муринда подтвердил, что он убил их из ружья.

– Но они были членами твоей семьи, месье! – удивлялся заместитель.

– Да, я знаю.

– И ты их убил?

– Да, чтобы спасти свою жизнь.

Заместитель рассмеялся и сказал ему, что все они до сих пор живы, и он сам с ними разговаривал.

– Они воскресли? – воскликнул месье Муринда и, похоже, он был удивлен этой новостью.

И все-таки трибунал приговорил его к пожизненному заключению. Муринда просил, чтобы дело пересмотрели, но на тот момент, когда я пишу это, органы юстиции не ответили на его просьбу.

В отчете, опубликованном 10 октября 2017 под названием «Мы заставим тебя признаться», неправительственная американская организация Humans Right Watch детально описывает пытки, которым подвергают военные РПФ гражданское население, чтобы добиться от них признаний. Если бы дело Жана Боско Муринда было опубликовано, то режим мог бы использовать его признания, распространяя их посредством СМИ, чтобы убедить весь остальной мир в его виновности в геноциде.

23. Питер Дахлин

Я уже