наших дебатов. Мы виделись всегда в отеле Top Tower в Кигали на последнем этаже, распивали бутылку Smirnoff, очень уместную после весьма насыщенного дня.

Наши споры всегда вращались вокруг традиционной религии и христианства. Его две книги «Umusogongero ku ijambo ry’Imana y’i Rwanda» («Введение в Слово Божье для руандийцев») и «Nta Yezu nta Ruganzu» («Иисус и Руганзу подобны друг другу») затронули мои чувства, и я решил организовать серию дебатов на Руандийском телевидении, в которых зрители могли бы принять участие, присылая комментарии на интернет-сайт Фонда. Эти дебаты были очень страстными, и они позволили мне обнаружить некоторую несостоятельность Католической Церкви в Руанде. На самом деле, религиозные институты всегда манипулировались политиками в Руанде, вплоть до того, что архиепископ Кигали перед геноцидом стал членом центрального комитета партии власти. После геноцида подобного рода вовлеченность священников во власть никуда не исчезла. Лучше сказать, что она просто сменила лагерь.

Когда мы говорили о политике в стране с Жераром, мы находили много того в правительственных программах, что можно критиковать – программу «Ndi Umunyarwanda», государственную политику поминания геноцида и т. д. Но также мы говорили очень позитивно о некоторых чертах политики Кагаме – об инициативе «Agaciro Development Fund», о проекте «Girinka» и о других. Мы даже решили просить о совместной аудиенции, чтобы рассказать Кагаме о наших проектах и о способе улучшения ритуала поминовения, чтобы сделать его более руандийским и более человечным.

Для Жерара поминовение жертв геноцида так, как оно проводится правительством РПФ, было ничем иным, как политической манифестацией с целью привлечения внимания международного сообщества и продолжения выклянчивания у него средств при помощи костей убиенных тутси, демонстрирующихся в витринах внутри мемориала. Я был согласен с ним на этот счет, и я находил это весьма негуманным. В интересах власти геноцид ценится больше, чем жертвы и выжившие. Выжившие остаются самыми униженными людьми в этой постоянной войне за власть и за славу.

Когда я приглашал моего друга к себе, ночь проходила в разговорах обо всем на свете, и был лишь бокал красного вина, и американский рестлинг по телевизору. Влюбленный в демократию и свободу, Жерар Ньомугабо, самый молодой руандийский мыслитель, самый свободный и многообещающий из всех, кого я знал, к большому несчастью, тоже имел контакты с оппозицией. Сам факт разговора с оппозицией воспринимается Кагаме как самое ужасное преступление в стране тысячи холмов.

За несколько дней перед моим похищением я не смог связаться с ним по телефону. Когда секретные службы и полиция допрашивали и запугивали меня в секретном доме, я пытался узнать, арестован ли также ими мой друг Жерар. Полицейский подтвердил мне, что он был арестован на улицах Кигали, когда ехал на мотоцикле. Когда я услышал это, я решил, что увижусь с ним во время процесса. Но когда я увидел в первый раз досье, сфабрикованное против меня, у прокурора, там было написано, что Жерар исчез, и его продолжает разыскивать полиция. Тогда я понял, что он подвергался пыткам. Процесс начался и длился более года. Мой друг не появился. Почти три года я ожидаю его возвращения, и чем большее я раскрываю кровавую сущность режима, тем яснее я понимаю, что он был убит, и не могу забыть его, и все больше в моем сердце горя.

Жерар, друг и брат мой, ты ушел в плохой момент. В тот самый момент, когда я начал понимать тебя. Если ты сейчас рядом с Богом, Создателем и Отцом, Тем, Кто всегда был центром наших дискуссий, скажи Ему, что я хочу воссоединиться с тобой. Если ты думаешь о нашем мире и о нашей стране Руанде, которая превратилась в большую тюрьму, то знай, что ты дал мне ключ, с помощью которого я могу выйти: независимость духа. Я не забуду тебя никогда, я не забуду ничего – ни твоего, ни нашего. Наши вспышки смеха, нашу бестактность, нашу радость и наше несогласие. Смотря американский рестлинг, со Smirnoff в руке, с кем я мог бы быть счастливее в эти моменты? Твоих блестящих идей, высоты твоего мышления не хватает мне и не хватает всей Руанде. Бог вознаградит тебя счастьем и вечною радостью, которую ты всегда заслуживал, а для меня ты олицетворяешь свободу и всегда будешь символом победы.

21. Более свободный в тюрьме, чем на воле

После восьми лет, проведенных в Европе и моего возвращения в страну в 2011, три года успеха и славы, которые я пережил в Кигали, стали также периодом, полным обмана и конфликтов. Когда мы говорили на современные политические темы, и когда я выражал свою точку зрения, всегда находился кто-то, кто отводил меня в сторону и говорил: «Мы в Руанде, и некоторые вещи не говорятся вслух».

Даже когда я был в своей семье с матерью и сестрами, стоило мне сказать что-то такое, и все начинали оглядываться, не слышит ли нас кто-нибудь.

В некоторых семьях люди пытаются сохранить баланс между своими близкими и властью, чтобы хорошо выглядеть и сохранить свое место в правительстве. В 2014 году, к примеру, на заседании политбюро РПФ, возглавляемом лично Кагаме, Эдда Мукабагвиза (депутат парламента и бывший посол в Канаде) публично отказалась от своей младшей сестры, заявив, что человек, связавшийся с оппозицией, не может быть ее сестрой. После града аплодисментов Президент Кагаме поблагодарил мадам Мукабагвиза и призвал других делать так же. После того, как я попал в тюрьму, моя родная семья столкнулась с подобными проблемами. Некоторые члены моей семьи поспешили отречься от меня и от всей нашей семьи, чтобы выглядеть хорошо в глазах режима и в глазах своих близких к РПФ друзей.

Когда вы дискутируете с коллегами или друзьями, имя Кагаме никогда не произносится. Говорят: «Его Превосходительство», «Он», «Босс» или «Mwenyewe» («тот самый»). Если вы, например, в баре, и вы произнесете имя «Кагаме» вслух, вы заставите людей, которые были с вами, оставить вас одного за столом или за стойкой.

Однажды, во время интервью по Национальному телевидению, журналист Фейт Мбабази спросил меня, вдохновляется ли Фонд Кизито Михиго за Мир государственной политикой примирения. Я ответил, что нет, «мой фонд – это неправительственная организация, которая вдохновляется христианской верой для проповеди ценностей Мира, Прощения и Примирения. Однако, мы можем сотрудничать с правительством в некоторых программах, когда наши ценности совпадают. Но у нас также могут быть и расхождения».

Когда я покинул студию, мой телефон не переставая звонил. Все мне говорили, как плохо я ответил. По их мнению, я