«Вы, Лариса Вячеславовна, человек наблюдательный…» — и такдалее.

Собственно, она ничего против предложений «человека вштатском» не имела. Все подписала, что он просил. В самом деле, кому ж охота зачужие грехи в зону? А ей дали понять: или-или. Или вся будущая жизнь псу подхвост, или работа в том же чистеньком ресторане, где никто про историю сгероином знать не будет…

В «Парадизе» собирались не самые крупные авторитеты местныхмафий, но и не «шестерки». Среднее звено, так сказать, то есть действующиеединицы. Из их разговоров можно узнать много нового и интересного. И Лариса счистой душой выкладывала все это новое и интересное людям в штатском, вписьменной или устной форме.

Между тем она успела и замуж выйти за доброго красивогопарня, машиниста электровоза, и сына родить, и братишку проводить в армию.Жизнь шла своим чередом. Лариса работала все там же, в «Парадизе», ничем неотличалась от коллег-официантов — разве что везло ей чуть больше: братишкапосле армии легко поступил в Московский автодорожный институт, о котороммечтал, маму удавалось раз в году возить в Москву, показывать лучшимпрофессорам и лечить в лучших клиниках, квартира появилась кооперативная,трехкомнатная, «жигуленок-шестерочка». Ларисин муж искренне верил, чтоофициантки хоть и зарабатывают мало, но имеют очень хорошие чаевые.

«Люди в штатском» давно уже держали Ларису за свою, давняяистория с армянином и героином забылась. Ей платили хорошие деньги заинформацию, она стала настоящим профессиональным агентом, почитала кое-какиекнижки по психологии, в общем, это стало для нее чем-то вроде сверхурочнойработы, привычной и будничной.

Сейчас, поболтав с полковником Константиновым из ГРУ одокторе Ревенко и его девочке, Лариса подкинула только первую половинуинформации, посплетничала на правах старой знакомой, у которой язык без костей.

Убирая тарелки из-под горячего и подавая кофе с мороженым, онапродолжала болтать:

— Глеб Евгеньевич, вот вы — военный человек. Скажите, васкогда-нибудь из ресторана вытаскивали по служебным делам?

— Ну и болтушка ты, Ларочка! — улыбнулся Константинов.

— Нет, я хочу сказать, можно ведь людям поужинать и отдохнутьза собственные деньги? Вчера того старого холостяка, который пришел с пацанкой,прямо у нас достали, из-за стола выдернули. Он, конечно, доктор, понятное дело,но ведь не «Скорая помощь»! Я даже форель нашу фирменную не успела им подать, аему уже звонят. По нашему телефону. У какого-то важного больного шов закровил!Человек покушать пришел, да еще с дамой, а у двери уже «газик» стоит.

— И что, форель так и не ели? — сочувственно спросилаЕлизавета Максимовна.

— Нет. Форель я все-таки подала. Они покушали, а потом ужпоехали.

— А девушку с балетной осанкой он с собой взял к больному? —со смехом спросил полковник.

— Нет. Он ее домой отвез. К себе домой. Она у него живет.

— И все-то вы, Ларочка, знаете, — покачала головой ЕлизаветаМаксимовна, — интересная у вас работа. Константинов весело смеялся.

— Не понимаю, что тут смешного? — презрительно пожал плечамиАрсюша.

Расплачиваясь с Ларисой, полковник немного задержался.

— Подождите меня на улице, — попросил он Лизу и Арсюшу.

Когда они ушли, полковник подмигнул официантке.

— Рыбалка — не женское дело, верно, Ларочка? — тихо спросилон. — Но ты отличный рыболов. Высокий класс! И наживку используешьисключительно натуральную, качественную.

— Не понимаю, о чем вы, Глеб Евгеньевич? — растерянноулыбнулась Лариса. В ее голубых глазах застыло искреннее удивление.

На самом деле она его прекрасно поняла. Ее только удивило,что он пошел на такой прямой разговор. Она получила указание подкинуть емуреальную информацию и проследить за реакцией. Если бы вчера доктор Ревенко непосетил «Парадиз» со своей «пацанкой», ей, Ларисе, пришлось бы придумывать дляКонстантинова нечто в таком роде. Ей предстояло сообщить, что у доктора появиласьдевушка, которая живет у него в доме, и он постоянно находится под чьим-топристальным вниманием. Под чьим именно, Ларисе не сказали. Для ее частиинформации это значения не имело. Впрочем, она догадывалась, кто выдернул вчераРевенко из-за стола. Она радовалась, что сочинять ничего не пришлось, всеполучилось как на заказ: доктор пришел со своей «пацанкой», вызвали его потелефону. Так что наживка и правда самая натуральная. И полковник на нее клюнул— но так, что вместе с наживкой и удочку, и рыболова проглотил…

— Ты, Ларочка, передай тому, кто у тебя рыбку этуживую-свежую покупает, большой привет от меня лично, — продолжал полковниксовсем тихо, приблизившись к самому уху Ларисы, — доложу тебе по секрету, твойпокупатель, любитель рыбки, мой старый друг, однокашник. И надо мне срочно сним встретиться. Соскучился я по нему, так и скажи.

Лариса едва заметно кивнула и весело рассмеялась.

— Обожаю неприличные анекдоты! — громко сказала она.

* * *

Поздним вечером полковник стоял на балконе своего номера,курил и смотрел в темноту санаторного сада. Лиза сидела тут же, на балконе, ивязала Арсюше свитер.

Из темной аллеи послышался слабый мелодичный свист. Какой-тоодинокий человек вышел подышать ночным воздухом и насвистывал мелодиюстаринного русского романса «Калитка». Полковник улыбнулся. Только егооднокашник по Военной академии Генерального штаба, старый приятель,соперник-смежник Юра Лазарев мог так шутить: «И войди в тихий сад ты, кактень…» — очень актуально!

Константинов просвистел в ответ несколько тактов другогороманса: «Он говорил мне, будь ты моею…»

Таким образом они обменялись условными сигналами. Полковникпредставил, как невысокий худощавый Юрка стоит сейчас на аллее, расставив ногии заложив руки в карманы, стоит и усмехается. Он действительно соскучился постарому приятелю, с которым связано столько общих воспоминаний.

— Ты немного врешь, а он — нет, — заметила Лиза, не поднимаяголовы от вязания, и точненько просвистела несколько тактов.

Глеб издалека заметил белевшую в темноте рубашку ЮрыЛазарева. Они поздоровались за руку.

Юрий Николаевич Лазарев, Юраш, как называли его однокашникипо академии, с юных лет слыл любимцем публики и дамским угодником. «Врун,болтун и хохотун», он жить не мог без шумных компаний, долгих застолий иразговоров ни о чем. Он мог великолепно рассказать любую, самую банальнуюисторию, изложить так, что у слушателей челюсти сводило от смеха. А об его«practical jokes» — практических шутках — по академии ходили легенды.