время он смотрел на открывшийся за ним красивый горный вид. Затем повернулся к Надежде и неуверенно, как бы извиняясь за что-то, спросил.

— Не знаю, сможешь ли ты простить меня еще раз?

Едва заметная тень пробежала по лицу девушки, и она удивленно приподняла брови.

— Вахтанг! Я знаю тебя давно. Знаю как женщина, которая спит с тобой, а значит лучше всех других. Ты никогда не прощаешь своих врагов.

Гонгадзе недовольно бросил.

— Ты мне не враг.

— А кто?..

— Это зависит от тебя. Я уверен, ты приняла импульсивное решение, когда позвонила этому Леру. Не подумала. Все вы женщины так делаете. Вначале натворите, черт знает что, а потом всю жизнь жалеете.

Он с досадой махнул рукой.

Надежда опустила голову и еле слышно произнесла.

— Может быть нам все-таки расстаться?

Гонгадзе с недоумением посмотрел на нее.

— Но я не хочу с тобой расставаться.

— Чтобы люди жили вместе, нужно их взаимное согласие.

— Что тебе не хватает? — его голос взволнованно зазвенел. — Другая на твоем месте была бы счастлива. Ведь я хочу жениться на тебе!

Они долго смотрели друг на друга.

Наконец Надежда вздохнула, и слегка покраснев, произнесла.

— Кроме золота и кровати женщине надо еще кое-что.

— Что? Скажи и я дам тебе это…

— Это любовь!

Гонгадзе криво усмехнулся.

— Понятно! Значит все-таки мужчина…

Он, с трудом передвигая ноги, прошелся по кабинету и, подойдя к Надежде, презрительно спросил.

— Нашла себе кого-то? Ну и кто он, если не секрет?

Лицо Надежды стало замкнутым и холодным.

— А зачем тебе это знать?

— Так, — Гонгадзе поморщился и потер рукой грудь. — Хочу знать, кто мне дорогу перешел.

— Тебе это знать необязательно.

— Ладно! — махнул он рукой. — Хотя я уже догадываюсь, но на эту тему поговорим потом. Когда с деньгами разберемся. Но знай! — он повернул к ней усталое, потемневшее от бессонницы лицо. — Если перевод пройдет нормально, и ты все расскажешь, я прощу тебя, и наша свадьба состоится.

Гонгадзе подошел к столу. Взял с подноса пустой стакан и небрежно вылил туда пол пузырька валерьянки.

— А теперь подпиши платежки и иди в свою комнату. Подумай хорошенько, прежде чем принимать окончательное решение между ним и мной. И учти, что Лисовский требует передать тебя французским властям. Тогда я уже ничем помочь тебе не смогу.

Когда Надежда уже выходила в дверь, он с горечью в голосе произнес. — Это он тебя с толку сбил. Ты как его увидишь, сама не своя становишься. А так, у нас с тобой все нормально было бы. Жалко его там, в Австрии не … — и он, устало махнув рукой, тяжело опустился в кресло.

Надежда проснулась рано утром. Лицо у нее уже не болело. Опухоль на губе и у глаза после примочек, сделанных вчера врачом, заметно уменьшилась и она почти без проблем съела несколько ломтиков апельсина, взяв их в хрустальной вазе, стоящей на тумбочке. Она совершенно голая, лежала на кровати, сбросив одеяло на пол и глядя в потолок, думала о Гонгадзе. Вчера она впервые почувствовала, в его поведении что-то новое. После ее разоблачения, она ждала от него жестокой мести и уже мысленно готовилась к мучительной и долгой смерти. Но его поступок привел ее в недоумение. Вопреки всякой логике, он запретил Лисовскому ее трогать и этот странный разговор у него в кабинете. Конечно, он мог просто обманывать ее и после окончания перевода денег жестоко расправится, как расправился с Леру. Но в его голосе она услышала искреннюю боль глубоко несчастного человека. Неужели она ему настолько небезразлична?

Надежда взяла с тумбочки фотографию Гонгадзе, и долго всматривалась в нее, пытаясь найти в грубых и суровых чертах лица Гонгадзе то, что раньше она так и не смогла разглядеть в нем и что проявилось только теперь, когда ему пришлось решать, наверное, самую трудную задачу в его жизни — жить ей или умереть.

Внезапно в дверь постучали, и в комнату вошел Лисовский. Таким его Надежда видела впервые. На его помятом и осунувшемся лице не было даже следов былой самоуверенности.

— Вы уже проснулись? — спросил он.

— Как видите. — Надежда быстро набросила на себя простыню.

Лисовский остановился в дверях и каким-то странным, незнакомым ей голосом произнес.

— У меня, к сожалению, плохая новость. Сегодня ночью от обширного инфаркта скончался господин Гонгадзе.

— Что?! Что вы сказали! — вскочила с постели Надежда. — Повторите!

— Ночью умер Вахтанг Тенгизович. — медленно выговаривая каждое слово, повторил Лисовский.

Надежда замерла. Затем, попятилась назад и села на кровать.

— Я вызвал службу спасения, но они уже опоздали. — продолжил Лисовский, заходя в комнату. — Сейчас в доме находится полиция. Поэтому одевайтесь. По документам вилла записана на вас, и они хотят побеседовать с ее владельцем. Надеюсь, в разговоре вы не скажите им ничего лишнего. Впрочем… — Лисовский пренебрежительно махнул рукой. — Можете говорить. У меня с местными властями очень хорошие отношения и они мне доверяют.

Надежда словно очнувшись, удивленно посмотрела на него. Затем, поправив на себе простыню, встала и, собрав со стула брошенные вчера вечером вещи, подошла к выходу из спальной.

— Господин Лисовский! — нахмурив брови, сказала она. — Надеюсь, вы дадите мне одеться, без вашего назойливого присутствия здесь. Поверьте! Оружия и радиопередатчика у меня нет и шифровки писать, как радистка Кет, я не намерена.

— Я это знаю. — Лисовский самодовольно улыбнулся. — Мы здесь давно все обыскали. Пожалуйста. Я выйду. В отличие от покойного, мне безразличны ваши женские прелести. …Да, чуть не забыл! — сказал вдруг он, уже стоя в дверях. — У меня к вам будет еще небольшая просьба. Мы у вас в комнате две видеокамеры месяц назад поставили. Так что вы по утрам совсем голая в постели все-таки не валяйтесь. Хоть простыней прикройтесь. А то вы моих бойцов окончательно испортите. Они уже целый альбом фотографий про вас нащелкали. Порносайты в Интернете, по сравнению с ними, просто невинная детская шалость.

При этих словах, Надежда густо покраснела и, пряча глаза, растерянно произнесла.

— Это их проблемы. Не надо пялиться…

Лисовский посмотрел на багровое от смущения лицо девушки и, сдерживая улыбку, повернулся и вышел в коридор. Дождавшись пока за ним закрылась дверь, Надежда погрозила в потолок своим маленьким, крепким кулачком, разделась, взяла полотенце и пошла в ванную комнату. Она включила воду, открыла мыльницу и вытащила из нее кусок мыла. Под ним, на дне лежал телефон, который на обручении вручил ей Федоров. Осторожно выглянув в спальную, она заперла дверь ванной на защелку, и быстро набрала нужный номер.

— Алло! — тут же раздался в трубке знакомый голос.