— Кто? — не понял Федоров.

— Надежда.

— Надя! Ты?.. Что случилось?

— Я передала информацию. Но Лисовский через полицию узнал о моем звонке, и они взяли Леру. Вчера ночью Лисовский замучил его до смерти в гараже на нашей вилле. Я тоже весь день сидела в подвале. Но вечером Гонгадзе разрешил мне перебраться к себе в комнату. Поэтому я и звоню тебе.

— Так вот он куда пропал! Я ему несколько раз звонил домой, но там никто не отвечает. Теперь понятно почему. А Лисовский сообщил о Леру властям?

— Насколько я знаю, нет. Он, кстати, действительно работает на них. Сам только что мне в этом признался.

— Даже так. Понятно. Они тебя допрашивали?

— Нет. Гонгадзе запретил. Но сегодня ночью он умер.

— Что?.. — голос в трубке на секунду замолк и затем возник снова. — Гонгадзе умер! Не может быть. Он же должен быть в Москве. Какой диагноз?

Надежда тяжело вздохнула.

— Лисовский сказал, обширный инфаркт. Я ему вчера призналась, что люблю тебя. Но чтобы из-за этого умереть? — она вдруг всхлипнула и ладонью вытерла набежавшие на глаза слезы. — А в Москву он не поехал, когда они взяли Леру.

— Мог и из-за этого… — в трубке раздалось хриплое покашливание. — Иногда одно слово женщины может убить мужчину. Но, скорее всего, твое признание стало последней каплей. У него и без этого хватало неприятностей. А Франсуа жаль… Мы с ним столько лет, как братья были. — было слышно, как Федоров тяжело дышит в трубку. — Но, как ни странно, — сказал вдруг он. — смерть Гонгадзе спасла тебя!

— Почему? — удивилась Надежда. — И что мне теперь делать?

— Надя, слушай меня внимательно. — в трубке послышалось, как Федоров быстро набирает что-то на клавиатуре компьютера. — Леру успел запустить программу и сегодня ночью деньги со счетов Гонгадзе ушли. Я это проверил. Лисовский, похоже, пока этого не знает. Они тебя сейчас начнут обхаживать, так как номинальным владельцем состояния Гонгадзе являешься ты. Но как только узнают, что на счетах ничего нет, сразу возьмутся за тебя всерьез. Поэтому тебе надо, как можно дольше тянуть время. Расскажи им все, что ты знаешь про Леру. Это теперь не важно. Мой телефон обязательно уничтожь. По нему они меня могут найти и тогда я не смогу тебе помочь. Я сейчас попробую подключить других участников этой игры, чтобы Лисовскому стало не до тебя. Да, чуть не забыл, — он перешел на шепот. — Открой телефон, вытащи батарейку и спрячь ее где-нибудь на себе. Я буду знать, что с тобой происходит.

— Гонгадзе вчера сказал, что Лисовский хочет выдать меня местным властям за связь с Леру. — сказала Надежда.

Трубка надолго замолчала.

— Ну, этого он пока делать не будет. — наконец произнес Федоров. — Выгоды никакой нет. Сейчас его задача, добраться до денег Гонгадзе. И знаешь еще что… — трубка снова ненадолго замолчала. — Попробуй сыграть на том, что я тебе о Лисовском рассказывал. Это очень опасно, но, если у тебя получится, ты мне здорово поможешь тебя оттуда вытащить. Все мы грешные, когда нервничаем, теряем голову. Тебе все ясно?

— Да…

— Тогда будь умницей, и помни, что я тебя никогда не брошу. Никогда!

Надежда медленно опустила руку с телефоном вниз. Затем открыла крышку и, вытащив аккумулятор, бросила телефон в унитаз. Распуская на ходу волосы, она подошла к ванной, сняла халат и медленно с наслаждением опустилась в горячую, бурлящую миллионами пузырьков воду.

Отпевание и панихида по Гонгадзе проходили в небольшой церкви расположенной недалеко от российского консульства. К началу церемонии все места на парковке уже были заняты, а автомашины с гостями все прибывали и прибывали. Одними из первых приехали жена и сыновья покойного, срочно вызванные Лисовским из Лондона, где они проживали в арендованном в Кемдэне особняке. Затем потянулись многочисленные друзья, успевшие приехать с Кавказа родственники, партнеры по бизнесу, дипломаты, вынужденные посетить это мероприятие по долгу службы и многочисленные представители богемы, которые всегда окружали Гонгадзе и пользовались его щедростью и меценатством. В толпе было много журналистов. Шум от смерти Гонгадзе в прессе еще не улегся. Следствие продолжалось. И газеты старательно печатали малейшие подробности о его неожиданной и безвременной кончине.

Надежда в сопровождении Лисовского прибыла одной из последних. Толпа у входа всколыхнулась, когда в переулок медленно въехал черный, длинный "Линкольн" и торжественно застыл у церковной ограды. Шофер вышел из автомобиля и открыл дверцу. Надежда сделала шаг на тротуар. Остановилась. Опустила на лицо густую черную вуаль. И в окружении четырех охранников, как под конвоем, медленно пошла по дорожке, ведущей к входу в церковь. Вслед ей из толпы посыпались тихие возгласы.

— Вот она!

— Говорят, он из-за нее умер.

— Какой ужас! Что, прямо в постели? Довела мужика …

— Все наследство Гонгадзе теперь у нее. Своей бывшей жене по завещанию он ничего не оставил.

— Вот тварь! Свяжись с такой.

— А красивая стерва… ничего не скажешь…

— Гонгадзе знал с кем развлекаться!

— Хороша куколка! Я бы с такой тоже не прочь…

— Ну, да. А потом как Гонгадзе в ящик сыграешь… ха-ха-ха!

— Так она была его любовницей?!

— Платье потрясающее! Наверное, от Версаче…

Пройдя через расступившуюся толпу, сопровождаемая вспышками фотокамер, Надежда поднялась по ступенькам в церковь и, стараясь быть незамеченной, смешалась с группой людей окружившей гроб с телом покойного. Здесь находились только родственники и самые важные персоны, присутствующие на похоронах.

Надежда отвечала на соболезнования легким кивком головы. Ее волосы, обычно лежащие на плечах, были собраны в пучок на затылке и затянуты сеточкой из черного жемчуга с бриллиантовой заколкой. Она подошла к гробу и в нерешительности остановилась у изголовья. Взглянула на Гонгадзе. Почувствовала, как у нее внутри вдруг все сжалось. К горлу подступил комок. Она наклонилась, быстро поцеловала лоб покойного и вдруг, пошатнулась и приложила ладонь к лицу.

Лисовский подхватил ее под руку и отвел к стульям, предназначенным для близких родственников. Здесь уже сидела первая жена Гонгадзе — еще довольно молодая, миловидная женщина лет сорока, лицо которой было также закрыто густой, черной вуалью. Надежда, поддерживаемая Лисовским, тяжело опустилась рядом с ней и приложила к глазам платок. К гробу подходили люди, возлагали цветы, прощались. Глядя на них, Надежда тихо вздохнула.

— Так это вы, Смирнова? — послышался справа от нее голос. Она повернула голову. Бывшая жена Гонгадзе, откинув с лица вуаль, положила руку в перчатке на ее обтянутое шелком колено и повторила свой вопрос. — Это вы, Смирнова?

Надежда слабо кивнула головой.

— Да.

— Давно хотела с вами познакомится. — бывшая жена Гонгадзе говорила медленно, тщательно