Войдан скалил зубы. Похоже, он не умел служить, как другие.Его голубые глаза посерьезнели, когда он остановил взгляд на Владимире.

– Ты не похож на князя при деньгах.

– Тавр, – велел Владимир, – дай кошель. Но ядолжен честно предупредить тебя, Войдан. Мне сейчас тяжко. На Руси началаськровавая распря, брат идет на брата…

Войдан хмуро кивнул:

– Не обижайся, княже. Свое горе всегда ближе. Но такаяраспря идет по всему свету. Везде кровь льется. И льется ее не меньше. Но еслия поступаю на службу, то служу честно. Это и есть этика наемника, как говорят вРиме. Профессионального воина.

Владимир метнул ему кошель. Войдан поймал на лету, все также небрежно, словно вынул из воздуха, заглянул внутрь и, не считая, бросил вседельную суму.

– Договорились? – спросил Владимир.

– Можешь располагать мною, княже.

– Тогда езжай с нами.

Далеко впереди маячили силуэты верховых. Дружинникипрощупывали дорогу через лес. За каждым пнем мог таиться лучник, а то и умелецс самострелом. Тавр незаметно отстал и куда-то исчез. Владимир скакал бок о бокс Войданом, присматривался. Где-то видел эти голубые, как лед, глаза, и встречабыла не из приятных, все верно. Но в то же время наемник держится сдостоинством, честью явно дорожит. Не похоже, что такой обманет или предаст.

Даже конь Войдана, с виду неказистый, спокойно шел наметомтам, где кони дружинников уже запалились, храпят, роняют пену. А этот сухой,еще и на кобыл на скаку поглядывает. Жеребца Панаса, еще одного доверенногобоярина, так хватил, что тот завизжал поросячьим голосом, едва не стряхнул хозяина,теперь идет в сторонке, косится пугливо.

Тавр догнал отряд уже на привале. Бросив повод отроку,подошел к Владимиру. Оглянулся на Войдана, бросил вполголоса:

– Пятерых.

– Что? – не понял Владимир.

– Пятерых, говорю, встретил он у ручья, а не четверых. Ясмотался лично. Надо же проверить? Пятый уполз, раненый, там остался кровавыйслед по траве.

В пути Войдан догнал Владимира, пустил коня рядом. Владимирпомалкивал, видя, что наемник хочет что-то сказать, выбирает момент.

– Послушай, княже, – сказал он вдруг, – тыразве не помнишь меня?

Владимир всмотрелся в суровое лицо, где даже шрамы словно быразгладились от сдержанной усмешки.

– Разрази меня Перун!.. Что-то знакомое, но никак несоображу.

– Эх, княже… Знал бы ты, с кем говоришь, то, можетбыть, нанял бы меня и без денег.

Владимир насторожился:

– Кто ты?

– Помнишь Царьград? Ты не стал на колени перед дочерьюимператора!

Лицо Владимира опалило жаром. В сумрачном небе словносверкнула ветвистая, как корни дерева, молния. Он увидел нечеловеческипрекрасное лицо девочки, огромные понимающие глаза, услышал звуки небесных арф…

Тело его внезапно ослабело. Он спросил чужим охрипшимголосом:

– Ты был… телохранителем?

– Начальником дворцовой стражи.

Владимир вспомнил синие, как васильки, глаза, блеснувшиеиз-под раззолоченного шлема. Начальник стражи был в дорогих доспехах, шлемукрашен павлиньими перьями, седло в искусной вышивке и усеяно драгоценнымикамнями. Он казался полубогом перепуганному и разъяренному мальчишке.

– Ого, – сказал он невольно, – высоко тыбывал!.. Но как тебя признать, если я слышал только твой голос? Ты ж в золотекупался, за что же тебя изгнали?

– Ну вот, сразу изгнали… Таких не изгоняют! Дурьстукнула, захотелось посмотреть родные края. Даже мудрец раз в жизни такоетворит, что и на голову не налезет… А я ж себя к мудрецам не причисляю, могу идва раза ошибиться. Словом, тут у меня родня, то да се. Бросил все, мне невпервой, приехал… Неделю пожил, взвыл. Живут как земляные черви! Рассказываютим про великанов-людоедов, что живут в соседнем лесу, – верят, а когдарассказываю про дальние страны – смеются. Брешу, мол. За лесом вообще конецсвета. Плюнул я, отдал деньжата, что привез, и был таков.

Владимир не слышал: в ушах снова звучал сладостный голосмаленькой принцессы, падали ее музыкальные слова. Они проникали в кровь, всердце. Там становилось больно и горячо.

– А как эта, – выдавил он с трудом, заставляяголос выкарабкаться из хрипоты, – ну та… которую арапы в носилках перли?

Войдан покосился удивленно. Перемену в голосе новгородскогокнязя заметил. Пожал плечами:

– Принцесса Анна? Ей везет. Стала еще краше. Во всейимперии нет такой красавицы. Тут я согласен с певцами, что славу ее красотепоют… Но не то главное!

– А… что?

– Посмотрит на кого – ты видел ее глаза? –насквозь зрит. Читает в его душе, как в открытой книге. Конечно, их при дворцедни и ночи натаскивают, лучшие учителя и мудрецы своей мудрости обучают, нопочему же и у самого мудрого воспитателя порой дурни выходят? Ее старшимбратьям, Василию и Константину, хоть кол на голове теши, хоть орехи раскалывай– все одно норовят ускользнуть от учебы. Кстати, Цимихсий, что с твоим отцомвоевал, помер недавно… В той самой постели, в которой он зарезал предыдущегоимператора Никифора. Говорят, его отравили. Теперь в Царьграде сразу двабазилевса, но за них пока что правит евнух Василий… А вот она как солнышкопосле дождя…

Владимир ощутил, что становится трудно дышать. Кровь прилилак лицу, уши защипало, будто на них капали расплавленным воском. Он рванул ворот,раскрывая грудь встречному ветру, прохрипел:

– Ладно… Ты пошел ко мне лишь потому, что узнал меня?

Войдан оскалил зубы:

– Меня охотно взяли бы в обеих столицах мира. Как вРиме, так и в Константинополе. Там меня знают, там служат мои боевые други. Нев самых низах!.. Что мне этот медвежий край? Но ты глянулся мне еще там, вКонстантинополе. Я тебя приметил. Из таких выковываются вожаки боевых дружин,что трясут мир… если не гибнут раньше. Ты уже князь, но ведь это не конец?

Владимир мотнул головой:

– Еще не конец… Но он близок. Рука Ярополка с ножом ужеподле моего горла!

Гамаил ехал, покачиваясь в повозке, погруженный в думы.Хазарин на облучке тянул бесконечную песню, солнце жгло и через войлочный пологповозки, а дорога тянулась бесконечная, как мудрость Создателя.

Гамаил задернул полог, пусть будет еще жарче, но удушливаяпыль перестанет забивать легкие. Сзади слышался топот копыт, повозкусопровождал десяток всадников. Сперва орали удалые песни, устраивали дажегонки, метали стрелы в пробегающих зайцев, теперь притомились, и Гамаил могсосредоточиться на своих невеселых мыслях. Завтра к утру пересекут владенияНовгорода. Предстоит тяжелый разговор с молодым князем этого северногообъединения…