— По мне, так нет ничего лучше самой Джен.

Она улыбнулась в ответ, но отступила в сторону и сноваувлекла меня вперед. Когда, пройдя несколько шагов, мы оказались в тенистроительных лесов, она остановилась и в темноте поцеловала меня.

— Французская революция, — невнятно пробормотал я.

У меня слегка перехватило дух. Джен прижалась ко мне ипрошептала:

— Продолжай.

Я улыбнулся — она стала привыкать к моим скачущим мыслям — иуказал на ухабистую поверхность.

— «Хой полой» злились на власть и богатеев всегда иповсюду, но революция свершилась только во Франции, и все потому, что камнимостовых в Париже небыли ровно уложены. Разъяренная толпа могла выворачивать ихиз-под ног прямо на улицах и швырять в солдат короля. Представь, что сотнякрестьян швыряют в тебя булыжники.

— Ох!

— То-то и оно, — сказал я. — Парадный мундири мушкет — это ерунда против града камней размером с кулак. Но в городах, гдекамни мостовых были уложены лучше, разъяренная толпа ничего не могла поделать.Никакой революции.

Джен подумала несколько секунд, потом удостоила камнимостовой кивка.

— Значит, «хой полой» свергли верхушку аристократовименно благодаря изъяну раствора, скреплявшего камни у них под ногами?

— Да, — ответил я. — Единственное, чего нехватало, так это чтобы какой-то инноватор кинул в толпу клич: «Эй, ребята,закидаем их булыжниками!» Тут-то монархии и пришел конец.

Мы вышли из тени, и я оглянулся на старое здание.Строительные леса примыкали к фасаду до самого верха, шесть этажей металлическихтруб и деревянных мостков, забытый всеми выцветший рекламный щит, осыпавшаясяштукатурка, сквозь которую проглядывала кирпичная кладка. Я увидел то место,где когда-то к нему примыкало другое здание: теперь об этом напоминал толькоиной оттенок кирпичей.

— Хантер, а тебе не приходило в голову, что и в нашевремя существует проблема с этим цементирующим раствором? Типа если быкто-нибудь сообразил что бросать и в кого бросать, то все бы развалилось идовольно быстро?

— Только об этом и думаю.

— Я тоже.

Когда мы переходили по «зебре» Гудзон-стрит, Джен пнулакроссовкой булыжник мостовой, утопленный в растворе и почти не выступавший.

— Значит, расшатать фундамент — это задача«антиклиента», верно? Может быть, они сообразили, какие камни надо бросать?

— Может быть.

Я прикрыл глаза рукой и прищурился, глядя на табличку сназванием улицы, потом на номера. «Оперативная рекламка» находилась дальше, вглубине квартала, в старом здании с железным каркасом.

— Но более вероятно, что они просто швыряются всем, чтоподвернется под руку.

— В субботу же выходной, — сказал я, констатируято, о чем вообще-то можно было догадаться с самого начала, до того как мыпритащились сюда.

На наш звонок никто не ответил. Это был офис, а даже Футура,при всей его эксцентричности, не докатился до того, чтобы летом торчать наработе по субботам.

— Проверим, — сказала Джен, нажав кнопку домофона.

От этого звука в глубине моего живота возник комок холода.

— Да? — послышалось из динамика.

— Доставка, — бросила Джен нарочито хриплымголосом.

— Только не это… опять… — пробормотал я себе поднос.

Дверь открылась.

* * *

«Оперативная рекламка» находилась на верхнем этаже, илестница вилась вокруг шахты старомодного лифта, запертого внизу. Джен вскореобогнала меня на пол-этажа — я видел, как мелькают ее красные шнурки сквозьрешетку, окружавшую шахту. Она взлетала по лестнице с легкостью человека,привыкшего обходиться без лифта. (Мой дом превышает критический лимит в шестьэтажей, и бегать по ступенькам я не привык.)

— Подожди!

Она не остановилась.

Когда я с высунутым языком добрался до десятого этажа, Дженуже нашла дверь искомой конторы в конце длинного холла.

— Заперто.

— Блин, кто бы мог подумать! И что теперь будем делать,ломать?

— Боюсь, дверь слишком крепкая. Но надо проверить.

Она завела меня за угол, туда, где ряд окон выходили вцентральный колодец (что-то среднее между двором и вентиляционной шахтой). Впрежние времена оплата за жилье в Нью-Йорке зависела от количества окон вквартире, поэтому строители изобрели здания с колодцами посередине и создалиэту примечательную особенность архитектуры старого Нью-Йорка: дома с окнами,которые выходят на окна других квартир, находясь в каком-нибудь метре друг отдруга. Мэнди все время сетовала на то, что в жаркие летние дни, когда окнаоткрыты, Маффин, ее кот, любитель тараканов, перепрыгивает через колодец всоседскую квартиру, предположительно для того, чтобы выяснить вкус тамошнихтараканов, а может, они там меньше боятся кошек.

Джен указала на одно из окон — через колодец, напротив нашего.Я увидел несколько письменных столов и темные мониторы компьютеров.

— «Оперативная рекламка», — сказала она и отворилаокошко.

— Джен…

Она высунулась наружу.

— Держи меня за руку.

— Ни за что!

— Хочешь, чтобы я сделала это сама?

— Что ты, нет!

Я испугался, что это не пустая угроза: она была готовавысунуться и попытаться дотянуться до другого окна, даже если я не стану ейпомогать. Я испытал прилив сочувствия к Эмили. Если Джен такова в семнадцатьлет, то какой же она была в десять?!

— Посмотри на это иначе. Расстояние — всего пара футов.Если бы не высота, кто бы стал колебаться?

— Да, если бы это не грозило смертельным падением, я быне колебался.

Она глянула вниз.

— Ага, это уж точно. Поэтому ты будешь держать меня заруку.

Она высунулась снова, нетерпеливо тряся мне рукой.

Я вздохнул и крепко обхватил ее запястье обеими руками.

— Эй! Слишком крепко.

— Переживешь.

Джен лишь закатила глаза, а потом высунулась, насколькомогла, и свободной рукой легко дотянулась до окна офиса «Дурилки». Ее запястьевертелось в моей хватке, когда она подтолкнула скользящую оконную раму нанесколько дюймов вверх. Потом рама застряла.

— Держи!

Она переместила свой вес на подоконнике, высунувшись ещедальше вперед, а я, напротив, упершись ногами в стену, тянул ее руку назад,словно Джен была канатом, который я тянул изо всех сил. И она ухитрилась-такиотжать окно еще на фут.