Итальянцы собрали всех арабов, живших в окрестностях Аль-Куббы, включая брата Мухаммеда аль-Обейди и его семью, и тщательно допросили всех. Спустя несколько дней их отпустили. Через некоторое время копия официального отчета о расследовании этого инцидента попала мне в руки. В нем ответственность за диверсию возлагалась на моторизированный отряд британских коммандос. Не знаю, сработала ли моя хитрость, или просто местный итальянский командующий решил свалить ответственность на таинственных диверсантов, появление которых он никак не мог предсказать. Но в конце концов, он мог хотя бы выставить у склада охрану!

О том, сколько именно топлива уничтожено, отчет тактично умалчивал, но меня порадовало, что небольшой склад боеприпасов, о котором я ничего не знал и который находился в дальнем конце общего периметра, тоже взлетел на воздух. Вероятно, сухой чертополох и трава помогли огню распространиться так быстро, что даже в лагере комплектования сгорело несколько палаток.

Через несколько дней после нашего возвращения в Ар-Ртайм туда пришел один из наших информаторов и, захлебываясь от восторга, сообщил важную новость: британская авиация нанесла бомбовый удар под Аль-Куббой и полностью уничтожила огромный топливный склад!

Глава VI

Поселение в Джебеле

Поскольку никаких репрессий против арабов не последовало, после успеха у Аль-Куббы слава о нас разошлась по всему Джебелю. Даже осторожный Али ибн Хамид прислал мне поздравления. Шейхи дальних племен, которых я никогда прежде не видел, приезжали засвидетельствовать почтение и предложить свои услуги. Таким образом, нам удалось расширить нашу разведывательную сеть до Бенгази, куда поступало большое количество военных грузов, – и я рад был возможности постоянно получать сведения оттуда.

Обратной стороной нашей популярности стало то, что теперь шейхи обращались ко мне со своими проблемами, просили уладить их разногласия по поводу колодцев и пытались использовать меня во внутриплеменной политической борьбе. Я старался изо всех сил, но для работы губернатором всей Киренаики мне не хватало ни времени, ни личного состава.

Тем временем Чепмэн добился ошеломительных результатов в организации наблюдения за дорогами. Уже на протяжении пяти месяцев каждую ночь он снабжал 8-ю армию детальным отчетом о передвижениях по главной линии коммуникаций противника. Все работало как часы. На дороге посменно дежурили наблюдатели, информацию передавали по цепочке курьеры, диспетчеры контролировали процесс. Все они ежемесячно получали зарплату и премии за хорошую работу, а если кто-то ошибался и вел себя нерасторопно – платил штраф. Каждые несколько дней Чепмэн лично отправлялся к дороге и дежурил с утра до вечера, чтобы критически оценивать сведения от своих наблюдателей на других участках шоссе. Так он держал их в узде и наверняка знал: они действительно выполняют эту утомительную работу, а не сочиняют списки прошедших по дороге машин в тени своих шатров. Ему удалось разжечь в своих людях энтузиазм и привить любовь к точности, которая вообще-то крайне нехарактерна для арабов Джебеля.

Также Чепмэн подал мне секретный отчет о деятельности Саада Али Рахумы на посту интенданта, и расследование установило факты чудовищных растрат. Я немедленно освободил араба от административной должности и отправил его с разведывательной миссией к железнодорожной ветке из Бенгази в Аль-Абьяр и Барку. Поскольку я сам не особенно подходил на должность собственного интенданта, мне пришлось немедленно направить в Ближневосточное командование запрос о переводе к нам Грангийо, француза из Александрии, ныне капитана на британской службе: я знал, что он прекрасный администратор, а еще что он ищет работу и с радостью возьмется организовать наш тыл.

Между тем, отложив более простые дела, я собрался лично проверить склады. Выбираясь из нашего глубокого вади в Ар-Ртайме на плато, я увидел идущего мне навстречу араба. Он вел под уздцы лошадь, верхом на ней ехали два человека. Араба я вскоре узнал, это был Саид аль-Барази, он неоднократно выполнял наши задания в качестве агента. Хороший, спокойный парень, но вот кого он вез, оставалось для меня загадкой. Они были бородаты и в лохмотьях, но каким-то необъяснимым образом я сразу подумал о Королевских ВВС. Саид аль-Барази сказал, что я должен с ними разобраться. На какое-то мгновение я счел их итальянскими шпионами, но, заговорив с ними, как мне казалось, на их родном наречии, в ответ я услышал запинающийся, но, без сомнения, лондонский кокни. Это были двое из восьми членов экипажа бомбардировщика, сбитого над Бенгази полтора месяца назад. Они долго блуждали по дикой пустыне, пока дружественные арабы не подобрали их в состоянии сильнейшего истощения. Их передавали от стоянки к стоянке, пока они не попали к Саиду аль-Барази, который знал про наш лагерь, поэтому сразу повез их ко мне, чтобы во всем разобраться. Когда бедняги поняли, что говорят с британским офицером, улыбка надежды на мгновение мелькнула на их лицах, но сразу потухла – уставшие и обескураженные, они решили, что я такой же бедолага, как и они (может, в чуть лучшем состоянии), а мой рассказ о том, чем я тут занимаюсь, сочли горячечным бредом. Мне пришлось развернуться, сопроводить их в лагерь и выдать каждому по полкружки виски, прежде чем я увидел, как на их изможденных лицах расплывается довольное выражение понимания: они действительно спасены и нашли того, кто о них позаботится. Я оставил их на попечении наших радистов, посоветовав кормить маленькими порциями, завернуть в одеяла и дать хорошенько поспать. Той же ночью мы передали по радио имена спасенных в штаб Британских военно-воздушных сил – теперь и командование, и родные знали, что эти ребята выжили.

Саид аль-Барази тем временем в лагере переговорил с моими людьми и подошел ко мне. Поблагодарив его за спасение офицеров Его Величества, я вручил ему вознаграждение, а он попросился ко мне на службу. Я заверил, что работа для него всегда найдется, однако у Саида есть семья и стада, за которыми он должен следить. Соответственно, он не сможет уделять достаточно времени нашему делу, а значит, его нельзя принять в штат.

– Забудь про мою семью и стада, – сказал он. – Хочу работать с тобой. Возьмешь меня в дело? Я приведу с собой лошадь.

Я согласился и сказал, что после аттестации он будет числиться рядовым в Ливийской арабской армии, где ему определят такое же довольствие, как и тем солдатам, которых я привел из Египта. Тем не менее его мотивы оставались для меня загадкой, и я расспросил о них своих людей. Выяснилось, что о нашем периодическом сотрудничестве узнали его соплеменники, один из которых был осведомителем у итальянцев. (Как