Катаси устроился с ней на ночлег у корней плакучей ивы, крона которой не позволила снегу запорошить землю под ней. Ветви её не были нагими, хоть большая часть листьев высохла прямо на тонких, спадающих к земле плетях.

Юкия в этот раз попыталась сама выбить искру с помощью огнива, но озябшие пальцы её не слушались. Катаси забрал огниво у девушки и спустя несколько долгих попыток развёл огонь.

– Тебе нужно согреться, – сказал он, вытаскивая из сумки флягу с рисовым вином.

Напитка в ней осталось совсем немного, но Катаси боялся, что девушка заболеет и уже к утру не сможет идти дальше после ночёвки на остывшей земле.

Она послушно отпила из протянутой фляги и закашлялась. На глазах её выступили слёзы.

– Ничего, – сказал Катаси, – это просто с непривычки.

Она благодарно кивнула, вернув ему остатки саке, которые он, недолго раздумывая, допил одним глотком. Напиток обжёг его губы и горло, принося тепло.

В этот вечер они почти не разговаривали.

Катаси лёг подальше от Юкии, признав про себя, что ручной аякаси спутницы оказался и правда неплохим ночным дозорным. Не считая того, что своей вознёй цукумогами иногда будила художника. Она охотилась на дождевых червей и мелких насекомых прошлой ночью. Этой ночью она лакомилась какими-то незнакомыми Катаси ягодами. Он с настороженностью спросил Юкию, что это, когда та принялась собирать их перед сном.

– Не знаю, – беспечно ответила девушка. – Это для Чашечки: она вряд ли найдёт насекомых сегодня, а цукумогами могут есть любые грибы и ягоды.

– Ты так уверена?

Девушка кивнула.

– Когда я была маленькой, – ответила Юкия, – я увидела однажды, как Чашечка собирает ягоды морозника. Ты ведь знаешь это растение? Оказалось, что это чуть ли не любимое её лакомство.

Больше Катаси с девушкой спорить не пытался. Она положила ягоды на сухой дубовый лист перед радостно метавшейся тенью у её ног. Ягоды стали исчезать в воздухе точно по волшебству.

– Похоже, и впрямь они ей нравятся, – заметил Катаси.

Больше они не говорили перед сном. Однако молодой человек отчётливо слышал учащённое дыхание девушки. Она дрожала и никак не могла уснуть из-за холода, который для него самого казался терпимым.

Он вспомнил, как в детстве его сестра-погодка забиралась в его постель, если замерзала ночью. Макото всегда мёрзла, что очень не нравилось их матери: будущая ама ведь не должна бояться холода. Однако всякий раз, когда они с Катаси спали под одним одеялом, ноги Макото были точно ледышки. Юкия напомнила ему о сестре в этот момент. Поэтому, а ещё оттого, что в час крысы он всё равно бы пришёл к ней, он подвинулся к ближе и накрыл их одним одеялом.

Девушка замерла. Катаси старался не касаться её, но внезапно близость Юкии стала для него испытанием. Он пожалел о том, что сделал, сразу же, как аромат её волос, собранных теперь в простую причёску на затылке, настиг его.

Ничего общего с багульником и пионами. Юкия пахла травой, лунной ночью и первыми заморозками.

– Спи, – велел он ей так тихо, что сам едва услышал собственный голос.

Они отправились в путь рано утром. Девушка была бледна после пережитой ночи и новой боли, которую принесла ей метка паучихи Кику, но она не заболела. Это открытие принесло Катаси облегчение даже большее, чем можно было ожидать. Она вновь пела, пока они шли по берегу реки. Русло становилось всё глубже, а берег поднимался всё выше от поверхности журчащей воды. Река здесь была полноводной и мутной, течение её ускорялось.

Когда Юкия оступилась, он схватил её под руку и оттащил подальше от края крутого берега почти грубо.

– Осторожнее, ты же не хочешь полететь вниз? – спросил он с укоризной.

Он впрямь стал вести с Юкией теперь себя так, будто бы она была одной из его сестёр. Хотя нет: его сёстры все были старше него, а вот Юкия походила на младшую. Если бы она у него была, это точно была копия маленькой беспомощной и храброй девушки.

Юкия не пыталась ему возразить, но вздрогнула. На секунду ему показалось, что он сделал ей больно, но мгновением позже, когда Юкия зашарила рукой за поясом, он понял, что виной тому цукумогами.

Стоило духу чашки обрести свободу, воздух наполнил гулкий писк, точно полузадушенная мышь скулила под половицей. Юкия же прижала руки к ушам: видимо, для неё звук был отчётливее.

– Что с ней? – спросил Катаси, поняв, что что-то не так.

– Я не понимаю, – сказала Юкия. – Она испугалась чего-то.

Катаси с удивлением увидел, как тонкая веточка поднялась с земли и точно сама собой полетела вслед за тенью. Он догадался: её несёт цукумогами.

Дух принялся что-то чертить поспешными и неумелыми линиями на подтаявшем снегу. С каждой чёрточкой Катаси всё лучше понимал: она что-то рисует. Что именно, Катаси осознал прежде, чем цукумогами закончила.

– Юкия, нам надо бежать!

Девушка, казалось, ещё не понимала, что произошло, но послушно подняла с земли цукумогами и сорвалась с места, держа его за руку.

Они петляли между стволов деревьев, пока Катаси вёл их через лес. Он понимал, что нужно как можно быстрее достичь города духов, потому что в каракулях цукумогами, похожих на детский рисунок на песке, он узнал паука.

Глава 3

Город духов

Юкия

Юкия не спрашивала, что именно произошло. Она просто прикладывала все свои силы для того, чтобы не запнуться о корень дерева или не поскользнуться на влажной от подтаявшего снега листве. Пальцы Катаси больно впивались в её руку и неумолимо возвращали воспоминания об их побеге из горящей усадьбы Сойку.

Страшная догадка крутилась у неё в уме, но она настолько испугалась её, что запретила себе о ней думать всерьёз.

Цукумогами могли предупреждать людей об опасности, если благоволили им. Юкия слышала это в детстве от своего учителя, когда рассказывала тому, как играла с крохотной подругой птичьим пером. Видимо, это было правдой: ведь Чашечка предупредила людей о грозящей беде много лет назад, спасая их жизни.

Похоже, она чувствовала приближение опасности и сейчас.

Аякаси прижималась к ней, цепляясь ручками за растрепавшиеся волосы. Даже несмотря на бешеный стук сердца, звучавший в ушах девушки, она слышала, как малышка жалобно поскуливала. Юкия только сильнее прижимала её к себе и продолжала бежать.

В конце концов она запнулась, но Катаси не дал ей упасть.

Вдруг