молодой семьи получили две комнаты в общежитии, родственники слали из-под Костромы картошку и другой урожай с деревенского огорода. Посылки привозила на Ярославский вокзал знакомая проводница за шоколадку. Николай и Сардана ездили за ними вместе, а потом тащили на метро до общежития в огромных рюкзаках за плечами, притом маленькая якутянка не отставала от мужа: при всей хрупкости она была вынослива и сильна.

Все шло своим чередом, пока Николай не стал замечать странности в поведении жены. Она то замирала в разгар беседы и словно к чему-то прислушивалась, и на губах ее при этом бродила загадочная улыбка, то порхала по дому как бабочка с таким же отстраненно-счастливым выражением на лице, но главное – деликатно, но настойчиво избегала выполнения супружеского долга, что никак не могло устраивать Николая, вошедшего во вкус ежедневных плотских утех с красавицей женой.

Оказалось, Сардана молчала, потому что готовила любимому мужу сюрприз. Однажды вечером она попросила Николая найти подарок в комнате по ее подсказкам. Он знал, что родители посылали ей деньги на личные расходы, и очень рассчитывал на плеер или новую стильную рубашку, но вместо этого нашел маленькие связанные женой пинетки голубого цвета.

Он сразу все понял, но по инерции спросил:

– Что это?

Сардана потупила взор и улыбнулась своей новой, какой-то потусторонней улыбкой, которая возвышала ее над Николаем, делала мудрой и недоступной. Он буквально чувствовал, как она ускользает от него, и самое досадное, что соперником оказался не кто-то, а его собственный ребенок.

К такому повороту событий Николай оказался не готов ни морально, ни материально. Он привык жить рачительно, экономно и не мог выносить тоскливый взгляд жены на витрины с детскими люльками, колясками и всевозможными игрушками, которые они не могли себе позволить.

Мальчик родился раньше срока на месяц, когда Николай уже лез на стены от вынужденного воздержания. На третьем месяце беременности Сардане поставили угрозу выкидыша, и врач из женской консультации строго-настрого запретила ей половые контакты с мужем. Конечно, если она хочет родить ребенка. Надо ли говорить, что покорная Сардана ни разу не ослушалась врача.

Изголодавшийся по женской ласке Николай подсел на ставшую популярной в те годы газету «СПИД-Инфо» и, теоретически просветившись в вопросах половой культуры, настойчиво предлагал жене разные альтернативные варианты удовлетворения своих мужских нужд, но Сардана оставалась непреклонна: нельзя так нельзя.

Ей и в голову не могло прийти: как можно поставить под угрозу сам факт рождения ребенка какими-то потными соитиями под одеялом? Неужели муж не хочет наследника – сына, продолжателя рода… Это лукавый бес застит ему глаза.

Когда наследник, которому, не без сопротивления Николая, дали гордое имя Тимур, родился, проблемы не исчезли. Напротив, они стали расти как снежный ком, набирающий обороты, вес и удаль при полете с отвесного горного склона.

В двухкомнатное общежитское гнездышко приехала вызванная из Якутии мать Сарданы – сухопарая, словно выжженная скудным северным солнцем женщина неопределенного возраста. Со спины ее можно было принять за подростка, и лишь черная – лишенная седины! – грива волос и морщинки у переносицы могли намекнуть на то, что эта шаманка прибыла в столицу нянчить народившегося внука, а не выступать в шоу экстрасенсов и заряжать воду одним взглядом пристальных черных глаз.

Николаю, только что обретшему возможность снова владеть женой, стало душно и тесно в некогда казавшихся роскошными апартаментах. Даже ночью под одеялом ему мерещилось черное око якутской тещи, которая днем кормила его разносолами, но смотрела как-то уж слишком неморгающе и пристально.

«Глаза у них, у чукч, такие», – успокаивал себя Николай, как-то незаметно перенеся и жену к разряду чукч, чучмеков, аборигенов каких-то.

Мальчишка рос, но душевного тепла у отца не вызывал. Он как был, так и оставался соперником, ненужным препятствием, обузой, не будь которой, жилось бы легче.

Сардана нянькалась с ним, говорила на своем языке, ей вторила теща. О чем шептали они над пацаном, заговаривали или наговаривали?

Больше всего новоиспеченного отца раздражало то, что, как только он подходил к ребенку, сразу раздавались звуки маленьких колокольчиков. На всех детских вещичках были пришиты миниатюрные лошадки, птички и другие обереги с бубенцами по краям. «Как будто сигнализацию на него поставили», – думал Николай.

Он стал подозрителен, и даже пылкие объятия жены не могли сбить его со своих мыслей.

«Это не мой ребенок, это их ребенок. Шаманский якутский выродок!» – нашептывал ему внутренний голос.

Тимур и правда был скорее якутским ребенком. Унаследовав от отца высокий рост, стать, осанку, он был смугл, темноглаз, темноволос. Чудо как ладен и хорош дивной красотой полукровки.

Свою лепту, линию, родство Николай не замечал. В глаза бросались блестящие прямые волосы цвета воронова крыла. На родной костромской земле такие были лишь у пришлого кочевого племени цыган, которого принято опасаться. «Отродье, отродье», – повторял про себя Николай и радовался, что мать умерла – не увидела, во что превратилась их чубатая, вихрастая, звонкая порода.

Костромичи пели жаворонками, якуты вились ястребами. Могло совпасть, зазвучать стройной мелодией это пение, но не совпало, разладилось – в рамках одной семьи, у прекрасной трепетной Сарданы и могучего упрямого Николая.

Погостив в Москве пару месяцев, теща уехала, но трещина между супругами осталась и расползалась с неумолимостью землетрясения, рвущего земную кору надвое. Николай стал выпивать, поднимать руку на бессловесную жену. А она молчала, лишь робко, виновато улыбалась, как в первые дни беременности. Как будто и правда была в чем-то виновата. Поначалу он стыдился своих пьяных выходок, но ее бессловесность, покорность, непротивление злу только раззадоривали.

Молчит – значит, и правда виновата? А его ли это вообще сын – вороненок с настороженным, забитым взглядом? Такого ли продолжения рода он хотел, да и хотел ли? Вместо того чтобы наслаждаться молодой жизнью, пришлось срочно искать работу, чтобы прокормить разросшуюся семью. А какую работу он мог найти с незаконченным-то образованием? Разумеется, только неквалифицированную.

Однажды Николай, сильно выпив, уже всерьез избил жену. До синяков. При сыне.

Близилась защита дипломов. Сардана не спала ночами, но все же защитилась, а Николай так и не смог дописать диплом. К этому времени он оброс халтурами по ремонту квартир и тягу к научным знаниям утратил.

Дипломированная учительница начальных классов и инженер-недоучка.

В два года выяснилось, что мальчишка не говорит – понимает, но не издает ни звука. Врачи терялись в догадках, что тому причиной: ранние роды, психотравма, генетическая расположенность?

Сардана смотрела на них молящими черными глазами, а они разводили руками. Такое сейчас часто встречается и, к счастью, часто проходит с возрастом.