создать ситуацию, когда митинг памяти жертв обороны Дома Советов возглавит Союз акционеров МММ.

Другими словами, профанация процедуры и дегероизация места и времени митинга вместо митинговой эйфории создает смехотворную ситуацию, в условиях которой возможна вовсе не мобилизация участников митинга, а их дезорганизация. Катализатором профанации митинга может стать какая-нибудь “шутовская” партия типа “любителей пива”. Например, в 1991 г. так называемое Общество дураков (г. Самара) профанировало первомайский митинг ветеранов КПСС, возложив к памятнику Ленина венок с надписью: “В.И. Ленину от дураков”. Произошло столкновение “дураков” с ветеранами компартии. Митинг был сорван, а точнее превращен в хэппенинг» [116].

К кому он обращался через журнал «СОЦИС»? Не к власти, а к сообществу социологов – и это никого не удивило. Ведь это недостойно и противно – неужели этого не видели на философском факультете МГУ и в редакции журнала «Социологические исследования»?

Разумеется, в сообществе были редкие протесты против отношения своих коллег к большинству населения – нельзя не видеть, что это заводит в тупик все сообщество и непрерывно углубляет раскол. Приведем выдержку из статьи Е.Н. Даниловой (Институт социологии РАН):

«“Выигравшие и проигравшие” – идеологическая конструкция, которая влияет на идентичность и поведение людей, задает представления об успехе. Немалую роль в [ее] воспроизводстве сыграли экспертное сообщество, обществоведы, прежде всего экономисты и социологи. В проводимых реформах нельзя не заметить доминирующей идеологической подоплеки при видимом политическом плюрализме идеологий…

В публичном пространстве возникли интерпретации “выигравших”; им, выигравшим, начали приписываться “прогрессивные” черты. Напротив, считается, что “прогрессивные” черты не могут преобладать среди тех, кто оказался непригодным, необразованным, “несовременным”, не в состоянии адаптироваться. “Лузеры” сконструированы как Другие. Проигравшие виноваты сами…

В российской литературе представления о “хорошем собственнике” соседствуют с описанием “недостаточно эффективного простого советского человека”. Можно задать вопрос, почему проигравшие – бедные, а также учителя, военные, крестьяне, рабочие, – помечены и сконструированы как Другие. Создание “нижних категорий” людей – интеллектуальный процесс, который разделяет такую логику и способ мышления, узаконивает политическую практику и политику. С одной стороны, интеллектуалы делают это, чтобы отмежеваться от них, тем самым “примкнуть” к стану победителей, с другой – чтобы указать на необходимость их перевоспитания…

Буховский пишет, что в маневрах интеллектуалов, обращенных к экономическому либерализму, и сторонников теории модернизации есть несколько типичных характеристик, которые ведут к такому дискурсу, при котором в категорию лузеров могут попасть народы и территории. В России в той же логике представляется человеческий материал, доставшийся в наследство от советской эпохи…

Сети выигравших и сети “носителей знаний” оказываются взаимосвязанными. Каждая властная группа связана со своей сетью легитимирующих ее положение “носителей знаний”… Просматриваются последствия дискурса, который превращает целые слои населения в неспособных “лузеров”, стигматизируя и маргинализируя их…

Дискурс выигравших и проигравших ведет к размежеванию и закреплению противоборствующих ценностей в массовом сознании» [117].

Но за 25 лет этот ценностный раскол укоренился – влиятельная часть обществоведческой элиты перешла к изощренному и прямому оскорблению большинства населения. Основанием стало выделение класса интеллектуалов, которых противопоставили «совкам» (люмпенам и пр.). Вот программная статья В. Иноземцева «On modern inequality. Социобиологическая природа противоречий ХХI века» (2007). Он пишет: «Государству следует обеспечить все условия для ускорения “революции интеллектуалов” и в случае возникновения конфликтных ситуаций, порождаемых социальными движениями “низов”, быть готовым не столько к уступкам, сколько к жесткому следованию избранным курсом» [118, с. 71].

Вот что пишет в 2010 г. Лев Любимов, заместитель научного руководителя Высшей школы экономики – «мозгового центра», главного разработчика программ реформирования важнейших экономических и социальных систем РФ: «У нас все сильно не в порядке с сельской местностью… Эти местности – а их число несметно в Центральной России – дают в российский ВВП ноль, но потребляют из него немало. А главное – они отравляют жизнь десяткам миллионов добропорядочных россиян. Вдобавок эти местности – один из сильнейших источников социального загрязнения нашего общества.

Создавать в таких местностях рабочие места накладно и бесполезно – эти самобезработные, как уже говорилось, работать не будут “принципиально”. А принудительный труд осужден на уровне и международного, и национального права. Что же делать? Или мы вновь в культурной ловушке, из которой выхода нет?

Одно делать нужно немедленно – изымать детей из семей этих “безработных” и растить их в интернатах (которые, конечно, нужно построить), чтобы сформировать у них навыки цивилизованной жизни, дать общее образование и втолкнуть в какой-то уровень профессионального образования. То есть их надо из этой среды извлекать. А в саму среду всеми силами заманивать, внедрять нормальные семьи (отставников, иммигрантов и т. д.), создавая очаги культурной социальной структуры» [119].

Этим интеллектуалам никто не может возразить – нет теперь такого института. Они свободны загонять процесс восстановления России в тупик, просто создавая ценностные расколы общества. Такая наукоемкая технология.

Гипостазирование

Один из старейших подходов к предмету изучения – методологический эссенциализм (от лат. essentia – сущность). Этот подход имел своей целью открытие истинной «природы вещей». Древние философы Греции считали, что заключенную в вещи сущность (первопричину) выражает Слово, имя вещи. Научная революция стала разделять слова и вещи, заменять сущность абстрактным понятием (например, «материальной точкой» вместо реальной вещи, тела). Для ученого вещь уже не обладала скрытой сущностью, для каждого взгляда она стала носителем какой-то одной «сущности» из множества. Какова сущность кирпича? Для геометрии одна, для археолога – другая, для материаловеда – третья, для экономиста или механика – своя.

Но эссенциализм сохранился по сей день, потому что он побуждает к нахождению познавательных метафор и чувственных представлений. Это полезный прием, но превращение таких метафор и чувственных моделей в догматическую веру вызывает тяжелые последствия. Сегодня, как и прежде, представление об обществе проникнуто присущим натурфилософии эссенциализмом: об обществе думают как о вещи – массивной, подвижной, чувственно воспринимаемой и существующей всегда. Критики даже пишут (1996): «Можно констатировать, что подавляющее большинство социологов отождествляет социальную группу с “субстанцией” – множеством людей, границы которого тем или иным способом конструирует научное сообщество» [42].

Вот чрезвычайно актуальный для нас случай – этнология. Те обществоведы, которые остаются приверженцами эссенциализма, доходят до буквального овеществления этничности, считая ее материальной субстанцией, включенной в структуры генетического аппарата человека. Этничность понимается как вещь, как скрытая где-то в глубинах человеческого организма материальная эссенция (скрытая сущность). Условно говорят, что она находится в крови, а в Средние века говорили плоть. И есть основания предположить, что большинство обществоведов в отношении этничности так и остались эссенциалистами, многие даже привержены к биологическому примордиализму[33].

Эссенциализм породил склонность к широко распространенному виду деформации сознания –