— Все-таки не порвала, — покачал головой Иван, — а может,это подделка? Может, Фердинанд заранее написал, чтобы отвести подозрение?

— Ва-а-ня! — простонал Бородин и сжал виски ладонями. — Япрошу тебя, прекрати, так невозможно работать. Нет. Это писал не Фердинанд. Янашел записку в альбоме с фотографиями в квартире убитой. Графологи несомневаются, что писала Ольга, сохранилось много образцов ее почерка.

— Хотя бы дайте санкцию на обыск.

— Что искать собираешься? Орудие убийства? Не найдешь. Сразутебе могу сказать, не найдешь. Все, Ваня, ты едешь в кафе, где убитая забыласвой служебный пропуск? Вот и езжай. Желаю удачи.

Домработница Раиса решила все-таки сообщить, что обед готов,хотя знала, никто есть не будет. Новая жена Олега Ксюша питается толькофруктами и сыром, за стол не садится, когда нет Галины Семеновны. А Олега послевчерашней гульбы лучше вообще не трогать. Аппетит у него появится только квечеру, часам к десяти, не раньше. Она вышла на крыльцо, постояла, скрестивруки на груди и задумчиво глядя на бесформенное тело в гамаке.

— Развалился, как свинья, — пробормотала она с протяжнымвздохом, — ни стыда, ни совести. Надоело. Уволюсь к чертовой матери, честноеслово.

Она повторяла это всякий раз, глядя на Олега, вслух или просебя, однако работала у Солодкиных двадцать пять лет, и в этом году можно былопраздновать серебряный юбилей.

Она помнила Олега мрачным полным подростком с нездоровымотечным лицом и тяжелым утробным баском. Он капризничал и хамил, былудивительно прожорлив, ел неряшливо, за столом клал перед собой книгу, и уРаисы щемило сердце, когда жирными пальцами он переворачивал страницы дорогихредких изданий. Сыпались хлебные крошки, капли супа и чая с молоком шлепалисьна крахмальную скатерть. Встав из-за стола, он потягивался, громко рыгал,заложив книгу пальцем, уносил ее в свою комнату, плюхался на тахту, нещаднокомкая красивое шелковое покрывало.

Когда к нему приходили гости, свинству не было границ.Шикарная квартира за пару часов превращалась в хлев. Орала музыка, дрожалистены, билась дорогая посуда. Родители спокойно уходили из дома. Им как будтоничего не жаль было, ни ковров, ни фарфора с хрусталем, ни собственного сына.Они баловали мальчика так, что Раисе, постороннему человеку, становилосьстрашно — кто же вырастет из него?

Каждое его желание исполнялось, как в сказке, стоило толькоребеночку рот открыть, и туда сыпались шоколадные конфеты, большими ложкамивалилась черная икра. У него было столько одежды, что она едва помещалась вдвух огромных платяных шкафах. Он ни разу за всю жизнь не повесил на плечики ниодной рубашки, ни одного пиджака. Все бросал там, где снимал, не глядя. ВначалеРаиса пыталась делать осторожные тактичные замечания, но Олег ничего неотвечал, даже головы не поворачивал, еще ожесточенней пачкал, сорил, пакостил.Однажды она поинтересовалась, все ли в порядке у мальчика со слухом.

— А в чем дело? — удивленно вскинула тонкие брови ГалинаСеменовна.

— Молчит, — пожаловалась Раиса, — будто я не человек, апустое место.

— Ну и ты тоже молчи, — посоветовала хозяйка, — не приставайк мальчику по пустякам. Его это раздражает.

Домработнице очень хорошо платили, Василий Ильич помог ей сквартирой, благодаря его связям в Моссовете она с мужем и дочерью переехала изкоммуналки в отдельную, двухкомнатную, в новом доме. На все праздники ей дарилидорогие подарки, хозяйка отдавала ей свои вещи, импортные, отличные, совершенноновые. Можно было действительно молчать целыми днями, терпеливо убирать запоросенком, который на глазах вырастал в большую свинью.

Олег закончил школу и сразу поступил в институткинематографии на сценарный факультет. Переговоры с людьми из институтскогоруководства велись у Солодкиных на даче. Раиса знала, что за гости приехали.Раскладывая на тарелках ломтики осетрины и семги красивыми кругами, натираячесноком молочного поросенка, она прислушивалась к разговору в столовой иудивлялась, зачем вообще существуют экзамены, творческие конкурсы, если все такпросто. Институт кинематографии ребеночку положили в рот, как очередную ложкуикры.

На третьем курсе Олег влюбился. Началось все с того, чтооднажды утром, убирая его кровать, Раиса нашла под подушкой прозрачныекапроновые колготки с дыркой на большом пальце. Олег вдруг стал разговорчив.Вернувшись днем из института, поедая рыбную солянку, он принялся подробнорассказывать Раисе, как безумно любит какую-то Ленку с актерского отделения,как пробрался в женскую раздевалку во время занятий по сцендвижению, украл уэтой Ленки колготки, и вот теперь кладет их под подушку.

— Понимаешь, я балдею от нее, — бубнил он, глядя в тарелку имашинально отправляя в рот одну ложку за другой, — она, конечно, совсем некрасавица. Ноги у нее кривые, волосы жидкие, нос уточкой, глаза косят. Однако ябалдею, у меня мурашки по всему телу, когда ее вижу. Особенно мне нравится еезапах. Она пахнет женщиной, а не парфюмом.

— Она москвичка? — осторожно поинтересовалась Раиса, убираяпустую тарелку.

— Угу, — он растерянно огляделся, ища, чего бы съесть, иРаиса тут же поставила перед ним второе, жареную куриную грудку со стручкамифасоли. — А кто родители у нее? — Понятия не имею. Какая разница? Знаешь, у неетакая походка, чуть вразвалочку, и каблуков она никогда не носит. Кеды, тапочкиспортивные. Нога у нее здоровая, широкая, размер, наверное, тридцать девятый. Ируки здоровенные, пухлые, как ласты у моржихи, но только тепленькие.

— Какие же она роли будет играть, такая красивая?

— Характерные, — Олег громко рыгнул, — я вот вчера видел,как она репетировала сваху из «Женитьбы Бальзаминова». Чуть не описался, дотого смешно. У меня на нее вообще весь организм реагирует, на уровне обменавеществ. Сердце бьется, ладони потеют. Вот даже сейчас, я просто говорю с тобойо ней, у меня уже желудок сжимается.

— Тошнит, что ли? — тревожно поинтересовалась Раиса. Рыбудля солянки она купила на рынке. У нее был насморк, нос заложен, и, если рыба сдушком, могла не почувствовать.

— Не тошнит. Совсем наоборот. Я на ней женюсь.

И женился. Родители отнеслись к этому событию удивительноспокойно, словно вообще ничего не изменилось. Раиса долго молча наблюдала инаконец не выдержала, осторожно поинтересовалась у Галины Семеновны, неужелиприятно каждое утро видеть, как разгуливает по квартире здоровенная чужаядевица с немытой головой, босиком, в ночной рубахе, курит вонючие сигареты,грубо, громко переругивается с Олегом, а остальных членов семьи в упор невидит, но при этом всюду сует свой нос, длинный, приплюснутый на конце, какутиный клюв.