— Нет, — кратко и хладнокровно ответил Ксавье.

— Ну и прекрасно, — усмехнулся Ламорисьер. —Мои парни, надёжности ради, порасспросили и жителей близлежащих домов — никтоне видел на улице людей, выносивших тяжёлые ящики. Так что птички, я полагаю, вгнездышке.

Бестужев подумал: меж тем моментом, когда Гравашоль ссообщниками вошли в квартиру и тем, когда за домом было установлено плотнейшеенаружное наблюдение, прошло не менее полутора часов, а то и все два… Два часатёмного ночного времени — к тому же жители близлежащих домов, в спешном порядкеподнятые с постелей буквально четверть часа назад, этой ночью все поголовнопочивали без задних ног: район не особенно и фешенебельный, приют мирныхрантье, мелких чиновников и тому подобной публики, у коей нет привычкиразвлекаться по ночам. Ночью квартал затихает…

У него были сильные подозрения, что буквально те же мыслиотражаются на хмуром лице Ксавье — но он тоже благоразумно держал их при себе. Небыло смысла с этим вылезать, коли уж через несколько минут в квартиру придётсяворваться…

Ламорисьер обернулся в ту сторону, где под присмотромрослого агента в штатском помещался низенький, дурно одетый субъект этакогоугодливого вида:

— Готов, Черепашка? Смотри у меня, напортишьчто-нибудь, шкуру спущу…

Субъект, нервно переминаясь с ноги на ногу и заискивающеулыбаясь, ответил:

— Господин бригадир, чем угодно клянусь…

— Смотри у меня, урод!

В эти тонкости никто Бестужева не посвящал, но он и безразъяснений понимал, в чём дело: из тюрьмы на пару часов вытащили специалистапо мгновенному отпиранию любых замков без родных ключей, дело знакомое…

— Ну что же, господа, — сказал Ламорисьер,демонстративно проверяя свой пистолет, — сейчас двинемся. Многолюднойтолпой врываться нет смысла, это может всполошить наших пташек. Сейчас онинаверняка десятый сон видят, а если и поставили дежурного, он, ручаться можно,подрёмывает — в такую пору глаза у всех слипаются… Чёрный ход под наблюдением.Жандармов и прочие резервы я расположил в отдалении, за пределами обзора изокон, но в случае чего они поспеют быстренько. Однако вы все прекраснопонимаете: явные облавы с лихими перестрелками весьма чреваты. Сплошь и рядоммы получаем не целёхонького собеседника, а трупы или тяжко раненных. Так чтодействовать будем быстро, ловко, бесшумно, малыми силами…

Он принялся раздавать конкретные поручения — краткимифразами, деловито, спокойно. Бестужев уже убедился: каков бы ни был характер убригадира, дело своё он знает. Беда только, что чрезмерно упрям, но этим многиегрешат в их ремесле…

Как иногда случается, в вопиющем несоответствии с текущиммоментом вдруг всплыло в памяти событие откровенно комическое — такое бывает…Год назад в одном из губернских жандармских управлений шёл розыск группыбоевиков, которых требовалось незамедлительно отыскать и взять, пока непокинули пределы губернии. С утра и до обеда управление засыпало депешами всерозыскные пункты на вверенной ему территории — чересчур уж часто требуядокладывать о готовности к действиям. Всех эти бессмысленные, прямо скажем,телеграммы к обеду изрядно задёргали, но никто, понятно, вышестоящемуначальству сего сообщать не стал. И надо ж было случиться, чтобы в одном изпунктов появился поручик Терещенко, вообще-то пребывавший в трёхдневном отпускепо случаю рождения дитяти… Будучи после вполне объяснимого неумеренногопотребления водки в состоянии некоторого изумления, ознакомившись с телеграфнойперепиской и воспользовавшись минутной отлучкой начальника пункта, на очереднойнадоевший запрос поручик ответил лично. Сидевший за аппаратом вахмистр то ли неосмелился возражать начальству, то ли решил, что имеет дело с шифрованнойдепешей, тайную суть которой ему знать по незначительности чина не полагается.Короче говоря, в ответ на бог ведает которую по счёту телеграмму: «Сообщитеготовность наличного состава к немедленным действиям» губерния получила цитатуиз романа Николая Васильевича Гоголя: «И всё, что ни было, садилось на коня…»Разозлённое губернское начальство, естественно, учинило поручику разнос, но, вобщем, обошлось без особых последствий…

— Вперёд, господа мои! — тихонько рявкнулЛаморисьер.

Работать французы умеют, снова признал Бестужев. К парадномутого дома, где устроил конспиративную квартиру Гравашоль, двигались с двухсторон, цепочками, вплотную к стене, под окнами, так, чтобы не заметили изквартиры. Обутые в штиблеты на резиновой подошве полицейские передвигалисьпрактически бесшумно, проворно.

Дверь парадного отворили тихонечко, и туда хлынула вереницалюдей в штатском, уже державших наготове оружие. В своём закутке сиделаконсьержка, глядя в окошечко с жадным любопытством опытной сплетницы, а рядом сней стоял приставленный для вящего надзора агент.

Лестница наверх. Третий этаж, где стоял ещё один агент — так,чтобы не быть замеченным в дверные глазки. Прибывшие сноровисторассредоточились, следуя его примеру, агент выразительными жестами обеих рукдоложил, что, по его наблюдениям, в «гнёздышке» царят совершеннейшая тишина испокойствие — жесты эти мало чем отличались от тех, какие использовал быроссийский жандарм, всё моментально стало понятно…

Бестужев заметил, что лицо де Шамфора очень уж напряжённое,как у человека, который ждёт подвоха, но никак не может сообразить, откуда онпоследует. Откровенно говоря, у него самого давненько уж крутились в голове теже мысли — положительно, что-то тут не складывалось…

Зато бригадир Ламорисьер явно не испытывал никакогобеспокойства и сомнениями не терзался, его грубая физиономия горела оживлениемохотника… Он сделал жест, и Черепашка, стараясь двигаться бесшумно, направилсяк двери. Ламорисьер грозно показал ему кулак. Черепашка, униженно ухмыляясь,закивал. Сунул в замочную скважину странного вида отмычку, склонив голову кправому плечу, то ли прислушался, то ли на пару секунд погрузился в раздумье.Осторожненько, держа свой инструмент кончиками пальцев, повернул еговправо-влево, надавил, ещё повернул… Вытащил из скважины, отступил, показалжестом, что всё в ажуре…

Наступил окончательный миг — когда ничего уже нельзя изменить,ни в лучшую, ни в худшую стороны, и всё что сейчас начнётся, может обернутьсянепредсказуемо. Если дверь изнутри заперта ещё и на щеколду, всё повернётсясовершенно иначе, чем если бы она оказалась только на замке…

Как и остальные, Бестужев приготовил оружие. Его изрядностеснял не столь уж и лёгкий панцирный жилет — английская модель, закрывавшаявесь торс до самой шеи, да вдобавок с полукруглым «фартучком» внизу,сберегавшим самое для мужчины ценное. Дело тут было не в персональной опеке —все остальные с Ламорисьером во главе облачены точно так же. В России этоодеяние, и в самом деле дававшее неплохие шансы при перестрелке, тоже былодавно известно — но как-то предпочитали обходиться без него, подсознательно,должно быть, полагаясь на известное «авось»…

Ламорисьер дирижировал — скупыми жестами, тыча пальцем то водного, то в другого, ещё раз напомнил всем заранее разработанную диспозицию, ибез того трижды им повторённую вслух перед вторжением. Властный жест ладони — иЧерепашку проворно оттеснили в глубь лестничной площадки. Ещё одно мановениеруки — и все подались в стороны, остался только невысокий агент с шапкой чёрныхкурчавых волос и лихими усиками, он поместился прямо напротив двери, подняв оберуки с тяжёлыми чёрными маузерами — в случае, если бы в прихожей обнаружился«комитет по встрече» с оружием на изготовку, именно ему и предстояло исполнитьроль своеобразной «артподготовки» перед атакой.