Глянув на часы и убедившись, что прибыл с приличным запасомвремени, он некоторое время, не привлекая ни малейшего внимания, фланировалнеподалёку от входа в кабачок «Белая горлинка», пока не заметил издали Ксавьеде Шамфора — но подождал, когда молодой инспектор войдет внутрь. Слежки заКсавье не оказалось.

В кабачке было шумновато, но всё же не настолько, чтобынельзя было беседовать вполголоса. Инспектор сидел за столиком в дальнем углу,Бестужев подошёл и без церемоний уселся. Полюбопытствовал:

— Как себя чувствуете?

— Нормально, — пожал плечами инспектор. —Могло обернуться хуже. А вы?

— Да, в общем… Всё нормально, — сказал Бестужев.

У него лишь самую чуточку побаливали ребра и бока —следствие того, что несколько человек сбились в кучу-малу, упали друг на друга,отброшенные взрывом в квартире. Даже контузии не случилось, вот удача. Неповезло лишь человеку с маузерами и агенту в коричневом пиджаке — бедолагвзрывом разметало на части. Как засвидетельствовали вызванные на местопроисшествия военные сапёры, в квартире было заложено с полфунта излюбленноготеррористами разных стран «гремучего студня», электрический взрыватель, подобностаринным кремневым пистолетам, надёжности ради сработал в «два щелчка» —сначала цепь, работавшая от аккумуляторной банки, разомкнулась, когда открыливходную дверь, привела в готовность бомбу, а потом, когда незадачливый агентраспахнул вторую, грянуло…

— Не могу выразить, как я вам благодарен, —серьёзно сказал Ксавье. — Вы спасли нам жизнь…

— Пустяки, — сказал Бестужев. — На моём местевы бы точно так же действовали… Должно быть, Гравашоль не смог в кратчайшиесроки обеспечить больше взрывчатки, иначе несдобровать бы всем, могло всюквартиру разнести, лестничную клетку покорёжить, а уж всех нас при такомобороте…

— Да… Что будете пить? Гарсон!

— Вот это, — сказал Бестужев, показывая насоседний столик. — Интересно было бы попробовать…

— Два перно, гарсон.

На вкус русского человека, это самое перно — тот напиток,что напоминал по виду разведённый зубной порошок, — более походило нанекую аптечную микстуру, ощущения вызывало не то чтобы предосудительные, а,скажем так, экзотические. Однако Бестужев старательно отпивал по глоточку —случаются напитки и похуже, например, то «цимлянское» и «бургундское», чтофабрикуется в казачьих областях неведомо из какой дряни…

— Скорее уж, Ксавье, это вам мы обязаны жизнью, —сказал Бестужев. — Ваши высказывания по поводу того, что с этой квартиройчто-то упрямо не складывается, произвели на меня нешуточное впечатление, яначал всерьёз ожидать подвоха и как только заметил провод, которому совсем неполагалось там быть… Жаль, что ваши соображения не были приняты во внимание.Сдаётся мне, что не только Ламорисьер хорошо изучил Гравашоля, но и Гравашоль —Ламорисьера. Бригадир уже был готов к тому, чтобы первым ринуться в ту комнату…

— Отваги ему не занимать, — с иронической улыбкойпроизнёс Ксавье. — В чём в чём, а уж в недостатке храбрости никак неупрекнуть…

— Да, Гравашоль рассчитал всё отлично. Жаль только, чтобригадир не послушал вас…

— Ну, это не впервые случается, — сказал Ксавьевроде бы небрежно, однако уязвлённое самолюбие, конечно же, чувствовалось.

На некоторое время воцарилось неловкое молчание. Не глядя наБестужева, Ксавье молча тянул перно.

Бестужев решил брать быка за рога — как-никак времячертовски ценно, а расследование откровенно топчется на месте…

— Инспектор… — сказал он доверительно, — бытьможет, обойдемся без излишней дипломатии? Вы практически сразу согласились намоё предложение встретиться и обсудить дела в совершенно приватной обстановке.Следовательно, понимали, что речь пойдёт о вещах не самых приятных… Я понимаю:честь мундира, всё прочее… Но, во-первых, ситуация требует забыть обо всёмэтом, а во-вторых, чтобы вы не чувствовали себя очень уж печально, признаюсь откровенно:я нахожусь примерно в таком же положении, что и вы. Мы с вами собратья понесчастью, вот именно… Я тоже далеко не во всём могу найти понимание у тех,кому временно вынужден подчиняться, мои соображения точно так же не берутся врасчёт… а меж тем я набираюсь наглости думать, что соображения мои могутоказаться правильными… Вам требуются фамилии, или вы и так прекрасно понимаете,о ком я говорю применительно ко мне?

— Понимаю, — бледно усмехнулся Ксавье.

— Ситуация совершенно та же самая, — продолжал Бестужев. —И Ламорисьер, и Гартунг — люди опытные, толковые, но, вот беда, очень ужсклонны полагаться исключительно на собственное мнение, безгрешными себясчитают… Это вредит делу, тут двух мнений быть не может. — Присмотревшись клицу собеседника, он решил рискнуть. — А, кроме того, у обоих, мнепредставляется, есть и ещё одна неприятная чёрточка: оба склонны приписыватьвсе заслуги исключительно себе, порой обходя подчинённых наградами. Поймитеменя правильно, я служу не ради наград — но, с другой стороны, нельзя же вовсеотрицать, будто людей нашей профессии вовсе не интересуют награды? Они ведь —признание определённых заслуг, не правда ли? И потому лично мне всё женеприятно, когда заслуженную тобой награду получает твой начальникисключительно потому, что он в докладе вышестоящим инстанциям всячески выпятилтолько свою роль, а о заслугах подчинённых умолчал. Это, право, несправедливо…

— Значит, у вас то же самое… — уныло сказалКсавье.

— Да, по-моему, так везде обстоит… — сказалБестужев. — Будь у первобытных дикарей какие-нибудь знаки отличия, скажем,разукрашенные дубинки или особые шейные украшения, у них происходили бы те жесамые интриги…

— Да, безусловно. Господин майор, не подумайте, что ясобираюсь жаловаться, но вы совершенно верно подметили: это несправедливо. Впрошлом году, когда по итогам одного дела были вручены российские императорскиенаграды, я ничего не получил отнюдь не потому, что работал плохо. Простокое-кто не пожелал видеть меня в списке… Сам меж тем получил орден Святого Станислава.Орден по-настоящему красив…

Это было произнесено не без мечтательности и зависти — такчто Бестужев моментально кое-что для себя уяснил. «Прошлогоднее дело» — этонаверняка история с теми двумя эсеровскими бомбистами, выманенными в Швейцариюи там арестованными как раз при активной помощи бригады по розыску анархистов.Тогда и впрямь французам было роздано с полдюжины крестиков Святого Станиславатретьей степени…

Бестужев ухмыльнулся про себя с некоторым цинизмом.Вообще-то орденок этот, Станислав третьей степени, хотя с точки зрения иных ибыл весьма красив, в российской армии давным-давно именовался насмешливо инепритязательно: «На и отвяжись!» Потому что сплошь и рядом вручали егоисключительно тем, чьи заслуги не хотели по каким-то причинам отмечатьпо-настоящему — но и не наградить вовсе было бы очень уж неудобно. Одним словом— на и отвяжись…