Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грета подошла к столу и, запалив свечи, села. От скуки стала рассматривать бумаги. Каково было ее удивление, когда узнала почерк короля.
“Говорили, король в башне сидит неделями, – вспомнила Грета. – Значит, правда. И что ты тут делал?”
Спустя несколько часов Грета узнала ужасное. Умертвия, что были спрятаны в башне – совсем не умертвия. Мятежники из тех самых благородных семей оборотней. Кое-кого за время правления магов казнили, но, оказывается, часть преступников превращали в этих жутких созданий. Живых в башне запирали, заколдовали, чтобы не умирали никогда. Гнили, грызли друг друга, но жили такой вот темной сущностью.
– Боги, помилуйте, – перепугалась Грета. – Как же мы могли? Безумие.
Она достала еще книги и поняла, почему узники башни шептали фамилию ее матери.
– Заклинание это создал Дигиталис. Предок мой, получается. Так они тянулись ко мне, как к спасению?
– Верно поняла, девочка.
Грета дернулась и тут же увидела рядом с собой девушку-призрака.
– Кто вы?
– Трина.
– А-а… Обещанная встреча.
Трина улыбнулась и открыла Грете еще одну книгу.
– Король, если помнишь, тоже нес кровь рода Дигиталис. Потому и сидел здесь. Зверь приказал ему заклятье снять, иначе покинет королевский род магия. Хотя Зверь и так забирает ее постепенно. Не знаю зачем, но это не наше дело.
– Не справился? – вернула ее к теме Грета.
– Как видишь. Силы рода в нем было мало. Дигиталис лишь на одну восьмую.
– А я наполовину. Потому они ко мне тянутся?
– Нет, Грета. Не стал Зверь в этот раз возлагать надежды на полукровок. В тебе полная сила твоей матери. Оба ее родителя из рода Дигиталис. Она отдала ее. Для нее ведь была запечатана.
– Что?
– Твоя мать умерла, чтобы ты спасла магов, – строго сказала Трина. – Пока не расплатимся со Зверем, не будет нам покоя. Слишком долго он терпел нас. Это земля оборотней, а не богов. Мы могли править, если сильнее, но издеваться над своими детьми Зверь никому не позволит.
Грета смотрела на нее во все глаза, пытаясь осознать, что на самом деле случилось.
– Мама не могла. Она покончила с собой, потому что…
– Потому что последняя чистая Дигиталис. И она жрица. Жрицы ограничены в магии, тебе это известно. Единственный путь – отдать силу. Думаешь, ты управляешь магией, потому что смирилась с болью. Нет, девочка. Ты просто сумела почувствовать силу своей матери. Пожиратель ничего не может сделать с отданной по доброй воле. Потому-то отбилась от войска лорда.
– Но шрам…
– Глупое последствие. Нельзя обойти зачарованную медь. Не строй из себя великую колдунью.
– Значит, все магия мамы, – тихо повторила Грета.
– Не отвлекайся. Зверь привел тебя на юг, ты его отчистила. Получила благословение. Теперь ты должна убить узников башни. Как видишь, тут целая книга, что с ними пытались уже сделать. Пока без толку. Как ты будешь их умерщвлять – твое дело. Но если не справишься, тебя ждет то же, что и короля. Магия уйдет. Ты зачахнешь.
– А если справлюсь?
– Пощадит Зверь род Триллиум. Этого достаточно?
– Хочу править, – твердо сказала Грета. – Вернуть магов на престол. Согласен ваш Зверь на это?
Трина замолчала, глаза закрыла и немного померкла, словно не была здесь, растворилась в окружении.
– Зверь согласен.
– Отлично, – коварно улыбнулась Грета. – За такую награду пообщаться с зубастыми безумцами не страшно.
Трина исчезла, и только тогда Грета поняла, насколько сильно измотана. Подумать только, за один день успела прогнать продажных женщин, поругаться с Верном, узнать дела бывшего короля, страшную тайну магов и башни, почему погибла мать и что ей нужно сделать, чтобы получить не только свободу, но и власть в королевстве.
– Да уж, – зевнула Грета. – Надо бы поесть. И поспать.
Она посмотрела на выход. В ее комнату наверняка уже подняли ужин. Но возвращаться Грета не хотела. Единственное, что ей было нужно – спрятаться. Скрыться от слуг, фрейлин. Но самое главное – от Верна.
– Вначале поспать, – решила она.
Она покосилась на большой сундук в углу комнаты, нашла в нем старый королевский плащ и, свернувшись на этом же сундуке, быстро заснула.
Когда просыпалась, поймала себя на мысли, что жесткий сундук с тьмой каких-то кованых штуковин – что изводили ее полночи – вдруг стал весьма и весьма удобен и даже широк. Нет, не так. Не просто широк. Сундук был огромен. Грета открыла глаза и подпрыгнула от ужаса.
– Королевская спальня! Ох, черт!
– О, ты проснулась. Доброе утро. Хотя уже день.
Верн сидел за столом и что-то писал, но, услышав ее чертыхания, развернулся. Столкнувшись с кошачьими глазами, Грета поспешила сесть и по шею натянуть на себя одеяло.
– Какого… Что я здесь делаю?! Что ты со мной делаешь?! Окуриваешь чем-то, пока сплю? Как ты…
– Грета, успокойся, – спокойно сказал Верн и вернулся к своим записям. – Видимо, магия отнимает у тебя много сил, и ты крепко спишь. А твое тело, как я уже говорил, прекрасно ко мне относится.
– Неправда, – возмутилась Грета.
Только хмыкнул и продолжил что-то писать.
– А вот обязательно меня раздевать?
– Мне нравится твое тело. Ты красиво смотришься на кровати. Без одежды.
По спине побежали мурашки. От его наглости, причем сказанной так спокойно, на Грету накатило негодование, стыд и желание сбежать.
– Ну что ты? – Верн опять развернулся. – Хочешь, я тоже разденусь, чтобы мы были квиты?
– Не смей!
Он захохотал, а Грета еще больше закуталась. Теперь из-под одеяла торчали лишь ее глаза, в которых не было ничего, кроме паники.
– Развратник.
– Я твой муж. И перед лицом старейшины в молебной роще обещал заботиться о тебе. Перенести жену с сундука на удобную кровать, как по мне – забота. Ты так не думаешь?
– Сорочка тут при чем? Она вполне удобная.
– Это мне награда. За заботу, – хитро улыбнулся Верн.
– Отвернись, – сказала Грета, собираясь надеть лежащую на столике накидку.
– Не хочу.
Грета начала перебираться по кровати в коконе из одеяла, надеясь таким странным способом добраться до одежды.
– А что, если я ее выброшу? – спросил Верн, подойдя к накидке.
– Прокляну!
– Хм. Ничего нового.
Он сел на кровать прямо на пути у Греты и широко улыбнулся.
– Ты даже не представляешь, насколько хорошо я тебя чувствую. Раньше думал, что это мое помешательство. Но ты тоже как никто другой во мне разбираешься. Потому мы так мастерски делаем друг другу больно.