Один из ее одноклассников был свято уверен в том, что автор«Повестей Белкина», собственно, и есть этот самый Белкин.

Кто же еще мог написать «Повести Белкина», если не Белкин?!

Она шла, и высокая и мокрая трава хлестала по голенищамсапог, оставляла мелкое зеленое крошево, и пахло землей и разогретыми стволамидеревьев, и шмель гудел, облетая радостное соцветие иван-да-марьи, листьяшелестели высоко-высоко, и в заросшей тракторной колее обязательно находилсякрепенький белый грибок с упоительно-кофейной шляпкой. Он никогда не бывалодиноким, рядом всегда торчали его братья и сестры, а под елкой всегдашнийсосед — мухомор. И корзинка тяжелела, и Анфиса перекладывала ее с локтя на локоть,и когда белые поднабирались, она возвращалась домой, разморенная жарой и июлем,и на опушке всегда набирала ромашек. Марфа Васильевна любила ромашки, особеннолесные.

Белые в расписной мисочке наверняка были те, летние, иАнфиса вдруг успокоилась немного.

Марфа Васильевна посмотрела на нее, вздернула брови иусмехнулась. У нынешних молодых все написано на лице.

— Итак, что мы должны обсудить прежде всего? — спросила она,достала из портсигара свою вечную сигарету и закурила. Все помалкивали. — Я такполагаю, что загадочную смерть нашего соседа в первую очередь.

— А я полагаю, что нам надо прежде всего обсудить вопросвашей с Клавой безопасности, — перебила Анфиса, отлично понимая, что как разэтот вопрос бабушка обсуждать ни за что не станет. — Вам надо переехать вгородскую квартиру.

— Полно вздор молоть! Я не живу в этой квартире сорок лет исейчас жить не стану.

— Бабушка, здесь может быть опасно!

— Не опасней, чем в твоей дурацкой квартире!

— Бабушка!

— Анфиса, девочка, что это ты выдумала, право слово!.. —Клавдия, которая вечно спорила с бабушкой, кажется, на этот раз была целиком иполностью на ее стороне и слегка из-за этого недоумевала. — Куда же мы поедем?!

— А вдруг у нас маньяк?! Вот и Юра говорит, что это можетбыть маньяк. Да, Юра?

— Собственно, я ничего такого…

Анфиса упиралась только из упрямства. Оно у них передавалосьпо женской линии. Так сказать, наследственное упрямство.

Пришел кот Архип, оценил серьезность обстановки, и не сталбухаться на бок, и в кресле не стал разваливаться, а уселся настороженно прямов центре ковра и бубликом сложил хвост. Уши поставил топориком и прижмурилглаза — делал вид, что ему неинтересно.

— Давайте лучше про другое поговорим, — предложила бабушка изатянулась. — А именно, про Кентервилльское привидение. Петра Мартыновича впоследнее время кто-то пугал. Кто и зачем мог его пугать? У кого какиепредположения?

Предположений не поступило, и бабушка продолжала:

— Его дом почти ничего не стоит.

— Смотря что имеется в виду! — подала голос Анфиса. — Тысячтридцать-то наверняка!

— Если с участком, добавил Юра. Он неторопливо мешал ложкойв чашке — полное спокойствие и невозмутимость, как и полагается джентльмену вдамском обществе.

— Ну, с участком.

— Убивают и за меньшее, — неторопливо продолжал Юра.

— Господи Иисусе, вечный покой, — пробормотала Клавдия,перекрестилась и утерла глаз клетчатым носовым платком, — живая душа…

— А почему мы все так уверены, что его убили? — спросилаАнфиса громко. Нельзя позволять Клавдии разойтись как следует, это моглокончиться плохо.

— Во-первых, диванная подушка. Тебе Юра говорил об этом?

— Говорил, но это не самое…

— Во-вторых, когда мы приехали утром, дверь была открыта.

— Ну и что?

— Моя дорогая, я, конечно, стара и слаба, но все же не вполном маразме! Человек, напуганный кем-то или чем-то, ложится спать, забываетзапереть входную дверь и ночью умирает во сне?! Это что такое? Я тебе скажу,что это такое!

— Что же?

— Это нонсенс! — торжественно произнесла бабушка. — Полныйнонсенс и больше ничего! Если он так боялся, что накануне был не в себе, почемудверь-то не запер?! Он должен был ее на три замка запереть, да еще на щеколду,да еще шкапиком подпереть! А он — здрасти-пожалуйста — при открытой двериразлегся!

— Да, — задумчиво сказала Анфиса. — Это точно.

— И не только дверь, — сказал Юра негромко. — Еще кое-что.

Все повернулись к нему, он быстро взглянул на них и опятьстал помешивать в чашке чай.

— У Петра Мартыновича на правой руке был воск.

— Что?!

— Воск. Капельки воска. Как будто капало со свечи. Вы… незаметили, Марфа Васильна?

Бабушка с размаху потушила в пепельнице сигарету:

— А и правда, пресвятой Панкратий! Был у него на руке воск!Был! Я еще подумала, бородавки у него, что ли?!

— Бабушка, что еще за Панкратий?! Откуда ты его взяла?!

Бабушка отмахнулась. Она любила выражаться чуть болеевитиевато, чем все обыкновенные люди!

— Значит, он куда-то ходил со свечой, но при осмотре местапроисшествия никакой свечи обнаружено не было!

Зря он сказал про «осмотр места происшествия»! Как-то самополучилось, и он не успел проконтролировать себя. Очень привычное, ладное,всегдашнее выражение, удобное, как кобура с пистолетом под мышкой!

Сколько лет он не произносил его — и тут на тебе!.. Осмотрместа происшествия!

Анфиса и старая хозяйка заметили, конечно. Он понял, потомучто Анфиса быстро взглянула на свою бабку, а та как-то краем брови дала ейпонять, что спрашивать ни о чем не нужно, не время!

Но насколько бывший мент Юрий Латышев знал Анфису Коржикову,она непременно спросит. Обязательно.

Отвечать ему не хотелось. Нечего было отвечать.

— Свечи действительно не было. И свет вчера не отключали.

— На том участке генератор есть, — машинально оказал Юра,все еще раздумывая о том, как он станет объясняться с Анфисой.

— Откуда вы знаете?!

Да. На самом деле. Откуда он знает?!

— А он ломался пару раз, и сосед просил меня посмотреть. Ячинил.

— Экий вы конспиратор, — пробормотала бабушка, — мне так ниразу и не сказал…

— Вы же его недолюбливали, Марфа Васильевна. Стали быругаться, зачем я во вражеский лагерь хожу.